Вообще-то рассказывать московским социал-демократам о событиях, которые они видели собственными глазами и в которых многие из них лично участвовали, было несколько странно. Однако сам по себе взгляд со стороны, с некоторого удаления, а также несомненные ораторские способности докладчика заставляли слушателей как-то по-новому оценивать случившееся.
— Царское правительство спешно стягивало к Москве преданные силы. Пользуясь тем, что движение на Николаевской железной дороге не было прекращено, власти перебросили из Петербурга в Москву гвардейские части. Семеновский полк осадил Пресню. Здесь было всего четыре сотни дружинников, однако они героически оборонялись. Не сумев взять рабочий район прямым штурмом, войска открыли по нему ураганный артиллерийский огонь. Шестнадцатого декабря штаб пресненских боевых дружин издал последний приказ. В нем говорилось: «весь мир смотрит на нас. Одни — с проклятием, другие — с глубоким сочувствием… враг боится Пресни. Но он нас ненавидит, окружает, поджигает и хочет раздавить… Кровь, насилие и смерть будут следовать по пятам нашим. Но это — ничего. Будущее — за рабочим классом. Поколение за поколением во всех странах на опыте Пресни будут учиться упорству», — процитировал по памяти Ульянов-Ленин. — Спустя еще три дня рабочий класс Москвы организованно прекратил борьбу. Оружие было спрятано. И лишь небольшой части дружинников удалось выехать из Москвы, чтобы спастись от зверств карателей…
— Владимир Ильич, я, конечно, прошу извинения, — не удержавшись, перебил докладчика Николай Рожков, который за участие в боях с царскими войсками был объявлен в розыск и находился теперь на нелегальном положении. — Все, что вы нам сейчас рассказали, весьма убедительно и логично. Однако вы не видели собственными глазами, что здесь происходило во время восстания. Москву буквально захлестнула волна насилия, политических и уголовных убийств, грабежей, экспроприаций и вымогательств…
— Да, действительно, — без промедления ответил Ленин. — В свете новых задач дня мы, большевики, просто вынуждены были прибегнуть к террору как к одному из методов революционной борьбы. И еще на этапе подготовки восстания нам пришлось, как вы знаете, создавать отряды всяких размеров, начиная с двух-трех человек, которые должны были вооружаться сами, кто чем может: ружье, револьвер, бомба, нож, кастет, палка, тряпка с керосином для поджога. Разумеется, они не способны были противостоять царской армии. Однако вполне подходили для того, чтобы совершать нападения на городовых и прочих государственных служащих, убивать квартальных и жандармов, черносотенцев и казаков, взрывать полицейские участки, обливать солдат кипятком, а служителей закона — серной кислотой. Знаете, товарищи, когда я вижу социал-демократов, горделиво и самодовольно заявляющих: «Мы не анархисты, не воры, не грабители, мы выше этого, мы отвергаем партизанскую войну», — тогда я спрашиваю себя: понимают ли эти люди, что они говорят? Между прочим, известно ли вам, что в Екатеринбурге, по некоторым свидетельствам, сторонники «черной сотни» уже несколько раз обращались в полицию с жалобами на то, что товарищи из боевого отряда Якова Свердлова постоянно терроризируют их и убивают при каждой возможности?
