Где не тебя, Господи — там пустота. Где Ты — там богатсво. Не страшны бури житейские, если Ты рядом. Кругом непогода, тьма, ужас, а в душе тишина и свет: там Христос! И сердце поёт: Аллилуйя!
Твоя любящая десница всюду хранит меня!
И холодной зимой я видела, как в лунной тишина вся земля тихо молилась тебе, облачённая в белую ризу, сияющую алмазами.
Я видела, как радовалось тебе восходящее солнце и хоры птиц гремели славу. Я слышу, как таинственно шепчет о Тебе лес, поют ветры, как проповедуют о тебе хоры светил!
Слава Тебе, показавшему нам свет!
Нюша вытерла слёзы. В такие минуты сладкой тишины и молитвы они всегда лились из глаз её, очищая, умывая душу. Всё хорошо, всё славно. Радость в сердце. Егорша любит. И не гадала она, думая ночами о любви своей безответной. Просила Богородицу в молитвах своих девичьих о Егорше, и вот — возьми, Нюша. Любит, утешный.
Подхватила туесок, полный земляники, побежала к дому. Тропка вилась между берёзок, вела к дому. Из-за соседнего тына высунулась круглая Гринькина голова.
— Дай земляники, Нюшка!
— А самому до леса дойти мочи нет?
— Да некогда мне!
— Ой! Чем это занят с утра? Все высматриваешь?
— А у вас опять тот, гость заезжий, Мартын который!
— Правда? Давно?
— Да уже вторую годину сидит. Домаша сбилась с ног, угощает. Все тебя высматривает, выйдет на крыльцо и смотрит в сторону леса. А ты всё не идешь.
— Да я за ягодой, ягоды — видимо-невидимо! Как уйти?
— А я скоро пойду монастырь строить, меня Мартын звал, говорит такие, как я — на вес золота.
— Ой, Гринька, ну и хвастун. Некогда с тобой. Дай ладошку, ягод насыплю.
— Ой, спасибо! Хочешь, скажу тебе заветное? Только побожись, что не скажешь никому? — Гринька собирал губами алые ягодки с ладошки.
— Ну?
— Егорша о тебе кручинится, не спит ночами, все вздыхает. А вчера в сеннике с ним спали, жарко было, так он среди ночи как крикнет! Я прислушался, а он — «Нюша, Нюшенька!»
— Ой, удивил. Так это он бабку Косариху звал.
— Как Косариху?
— А так! Косариха давеча приходила за кадушкой под огурцы, Егорша ей вынес. А Косариха уж сильно хвалила:
— Ну Егорша, ну красив, ну статен, ну кудряв! Вот Егорша и растаял. Видно ночью ему Косариха и приснилась. А она ведь Анна.
— Точно! — Гришка почесал затылок. А потом видно не сложилось у него в голове, представил бабку Косариху в вечно затрапезном обличье, с одним зубом на весь рот и крикнул вслед убегающей Нюше:
— Не, Нюшка, это точно не Косариха…
Лапоточки застучали по ступенькам, Тимошка высунул серенькую мордочку из-под крыльца.
