— Я… здесь.
Жиральд старался произносить два слова как можно спокойнее, сдерживая вибрирующую в голосе тревогу. Он неуверенно протянул пальцы, дотрагиваясь до горячего запястья, и Анжелика вцепилась железной хваткой в его руку. Если бы ее веки не были прикрыты, а сама она не находилась в таком состоянии, он мог поклясться, что она осознает происходящее. Она — та соломинка, удерживающая его на грани смерти, средоточие всего мира, единственно цель, к которой он двигался несмотря ни на что.
Он любил ее.
Растворялся в ней. Со всей страстью, на которую только была способна его израненная и мрачная душа. Самозабвенно и мучительно. Медленно и губительно.
Он болен ею. Давно и безнадежно. Неизлечимо. Навсегда.
Жиральд прекрасно знал, как называется то, что с ним творится. И не обманывался по поводу грядущих перемен. Она просила его уйти? Что же, он ушел. Никому не известно, чего стоило ему это решение. И как часто он ловил себя на мысли бросить все, забыть о ее желаниях и просто быть с ней.
Боль — пронзительная, вонзающая иглы горечи в сердце — стала его постоянной спутницей. Он не боялся ее, не жаловался, прятал за твердую стену молчания и работы, но, если бы его спросили, что такое настоящая боль, Жиральд описал бы это чувство в разных красках, не забыв ни об одной, даже самой незначительной, детали.
Его боль — это разлука…
Он бы никогда не потревожил Анжелику, будучи уверенным, что она, на самом деле, в безопасности и счастлива, но в лживом и подом мире, созданным Алексом Девуа, ей нет и не будет места.
Все могло сложиться иначе…
Счастье было так близко. Стоило поднять руку — и оно угодит прямо к нему, будто мяч.
Но он сам оттолкнул его от себя, и теперь оно казалось лишь миражом. От этого становилось противно и мерзко, и Жиральду с огромным трудом удавалось находить баланс на грани.
— Мне холодно, Жиральд, — в бреду неузнаваемым сиплым голосом прохрипела Анжелика, и мужчина в сотый раз проклял поспешное решение увезти ее с больницы. Согревая теплым дыханием холодные пальчики, Жиральд надеялся, что подозрительные хрипы не имеют никакого отношения к началу острой пневмонии. Она тяжело и надрывно дышала, наводя на него ужас.
— Анжелика, все будет хорошо, — многозначительно пообещал Жиральд, попытавшись встать и принести ей очередную порцию жаропонижающего, но мольба, сорвавшаяся с ее уст, остановила его:
— Я замерзла, Жиральд… Не бросай меня… Мне очень холодно…
В данный момент перед ним лежала не холодная и замкнутая Анжелика, плескающая ядом ненависти. Нет, в его постели находилась беззащитная и маленькая девочка, борющаяся с недугом, и он обязан помочь Лике.
