Я вспоминаю все карты, которые он рисовал, когда мы были детьми. И ту, что он сделал для меня, которая сейчас лежит дома на дне выдвижного ящичка. Меня тут же одолевает жестокий приступ ностальгии.
Он изменился в очень многих отношениях. Но только не в этом.
Это тот самый Леннон, которого я когда-то знала.
Заметив, что я смотрю в его блокнот, он быстро выхватывает сложенную бумажную карту и закрывает его с яростным хлопком.
Глупо считать это оскорблением. Что у него там – не мое дело. Раньше было мое, но теперь нет.
Он раскладывает карту на большом камне. Читает путаницу топографических знаков и прокладывает пальцем невидимый путь.
– Стой. Ага, я все понял. Влево. Нам надо взять влево.
– И как тебе только удается разобраться, где здесь орел, а где решка? – говорит Бретт. – Ты уверен?
– В той же степени, в какой был уверен ты, когда посчитал юрту писсуаром, мистер Мочусь-Где-Хочу, – говорит Леннон, складывая карту и пряча ее обратно в блокнот.
– Удар ниже пояса, чувачок, – отвечает на это Бретт.
– Я лишь говорю, что, если тебе вздумается отлить на мою палатку, я оторву тебе орган, которым ты это сделаешь.
– Ух, какой ты страшный, – ухмыляется Бретт, – мне даже нравится.
– Поворачиваем налево, – спокойным голосом говорит Леннон, но взгляд его тверже стали, – через час будем на месте.
– Отряд, поворачиваем влево, – весело кричит Бретт остальным членам группы, сложив рупором руки.
И уходит вперед с Рейган. За ними следуют Саммер и Кендрик, я тащусь за Ленноном в хвосте.
Даже с учетом правильно распределенного веса, мой рюкзак все равно тяжел и к тому же все больше соскальзывает вниз. Мои ноги и ступни считают его убийцей. Как же я рада, что не стала покупать туристические ботинки – в отличие от Рейган, которая уже жалуется, что натерла в новой обуви мозоли. К тому же я замечаю, что под его черными джинсами с дырками на коленях по-прежнему скрываются высокие черные кроссовки. Туристические ботинки, судя по всему, это перебор.
– Затяни набедренный ремень, – говорит Леннон, когда я пытаюсь рывком поднять выше рюкзак.
– Да я, по-моему, уже его затягивала.
Я останавливаюсь и воюю с ремнями. Так или иначе, но мне кажется, что на одном из них заело пряжку.
– Можно мне? – говорит он, протягивая руку.
– Э-э-э… давай.
Он подходит ближе. Я вдыхаю его солнечный запах свежей стирки. Длинные, изящные пальцы возятся с пряжкой у меня на поясе. Его руки мускулистее, чем их помнила я. Если тогда это были руки друга, то теперь – парня. От того, что он опять ко мне прикасается, возникает странное ощущение. Отнюдь не в плохом смысле этого слова. Нет, ощущение совсем другое, чем если бы я чувствовала по всему телу его руки или если бы этого хотела. Просто ко мне далеко не каждый день прикасаются ребята, сосредоточившись на проблеме, источник которой находится прямо у меня под грудью. Он даже на нее не смотрит, да я этого и не хочу. Хотеть этого, как минимум, было бы неправильно. Да будут они прокляты, эти чрезмерно активные яичники!
