Русская культура заговора | страница 86
Равенство и прагматизм в отношениях с Западом, провозглашенные Сурковым, также способствовали популяризации теорий заговора в современной российской культуре. Согласно теории популизма Лаклау, «народ» должен быть равен своему «другому» – именно это равенство позволяет сконструировать границы социального, в рамках которого «народ» требует от власти выполнения своих требований. Конструирование Сурковым новой национальной идентичности «суверенных россиян» исходило из предпосылки, что Запад есть воплощение глобального центра власти, в то время как Россия – это аутсайдер с европейской культурой в качестве основы его идентичности, стремящийся вернуть себе место в глобальной лиге великих держав и все время сталкивающийся с проявлениями русофобии[455].
Таким образом, использование околовластными спикерами термина «суверенитет» – «достижение суверенитета» или «поддержание суверенитета» – стало своеобразным способом решения социоэкономических и политических проблем. Неважно, какого рода проблема – она может быть решена только с помощью достижения полного суверенитета и независимости российских граждан и властей при принятии решений. А неспособность решить проблему всегда можно объяснить трудным периодом перехода к новой реальности, когда сложно в полной мере контролировать собственное государство, или вредом, наносимым другими державами. При этом любое вмешательство извне – критика со стороны иностранных политиков, санкции или желание мониторить выборы – рассматривалось как попытка подрыва национальной безопасности с целью вернуть Россию в состояние 1991 г. – ключевой момент утраты идентичности и суверенитета.
В качестве субъекта нациестроительства Сурков рассматривал весь российский народ без деления на религиозные конфессии и этнические группы, подчеркивая таким образом гражданский характер постсоветской российской нации. Запрос разных социальных групп на превращение России из осколка СССР в суверенное, сильное государство Сурков выразил, подчеркнув, что необходимо вернуть нации уважение и самостоятельность во внутренней и внешней политике. При этом он не избегал и других концепций российской нации, в частности, обращаясь к ее имперской сущности и подчеркивая ведущую роль русских в создании великого государства и других наций: «500 лет страна была современным государством, она делала историю, а не история делала ее. В конце концов, при всем уважении к этим народам, мы очень отличаемся от словаков, прибалтов и даже украинцев – у них не было государственности. Их рисовали на картах в том числе русские политики прошлого. Мы были в сотворческом процессе, соработниками с мировыми державами в переделе картины мира»