Русская культура заговора | страница 55
Всех описанных интеллектуалов объединяет образ традиционной, консервативной России и признание ее глобальной миссии по спасению мира от безудержного потребительства и сексуальной распущенности. Эта позиция апеллирует к мнению людей с консервативными взглядами и, в случае Шевченко, к традиционно консервативному большинству жителей Северного Кавказа. В этой же парадигме противопоставления России и Запада Шевченко представляет российскую оппозицию «пятой колонной» союзников США, стремящихся создать на территории бывшего СССР множество мелких, марионеточных республик. «Я думаю, Макфол прекрасно знает суть нашей либеральной интеллигенции, ее предательскую, продажную сущность, ее ненависть к стране, которая, в частности, была выражена в воскресенье в программе Евгении Альбац представителем “Левада-центра”. Тот сказал, что против Путина сейчас образованная, лучшая, состоявшаяся часть населения, а за Путина – неграмотная, невежественная, такая как бы “грязная” часть. Представители же либеральной интеллигенции зачастую имеют в кармане два паспорта, а в душе три идентичности»[322].
Неудивительно, что Шевченко упоминает двойное гражданство, – это отличный способ маркировать оппонента как «другого», лояльного иному государству. Традиционно этот способ применялся в антисемитской риторике имперского времени (идея «государства в государстве») и советского периода (еврейские националисты-диссиденты). И в риторике Шевченко он находит именно антиеврейское выражение[323]. Характерно, что из всех медиаперсон, в той или иной мере лояльных к власти и обращающихся в своих текстах к конспирологическим теориям, Шевченко – единственный, кто в своих выступлениях активно ссылается на антисемитские теории заговора. В качестве спикера по делам Кавказа он обращается к идее Израиля как государства-оккупанта, «фашистского государства», сражающегося на Ближнем Востоке с мусульманами. Таким образом, Шевченко привлекает внимание исламского населения Северного Кавказа[324]. В этом плане он не изобретает ничего нового, активно заимствуя идеи из богатой культуры антиизраильских теорий заговора, популярных как на Ближнем Востоке, так и в Европе[325]. Этот трансфер идей с Ближнего Востока и из Европы интересен тем, что Шевченко пробует достичь интернациональной солидарности между мусульманами России и Ближнего Востока через конструирование общего, смертельно опасного чужого – еврея и (или) Израиля[326]