— Господин, дозвольте смазать рану, — брат Ипполит бежал за ним с вонючей склянкой.
Кавалер остановился, дал монаху закончить работу. И тут к нему пришел немолодой сержант из людей Брюнхвальда. Волков помнил его еще по Ференбургу:
— Господин, эти сволочи машут тряпками с того берега.
— Машут? — Волков повернулся, стал приглядываться.
Солнце уже встало, тумана на реке почти не осталось, дымка легкая, да и только. Другой берег уже можно рассмотреть. Да, с того берега кто-то размахивал белым полотном. И еще один был, махал большой зеленой веткой.
— Вы бы не стояли так, господин, — сказал сержант и встал перед Волковым. — Не дай бог, найдется у них хороший арбалетчик, а вы без шлема.
— Нет, — отвечал кавалер, — они стрелять не будут, они хотят мертвяков забрать.
— И что? Отдадим? — спросил сержант.
— Пусть забирают, но ты спроси, чего хотят.
Сержант быстрым шагом пошел к реке:
— Эй вы, безбожники, чего вам? — орал он, подходя к воде.
— Парламентер к вам, примете? — кричали с того берега.
— Господин, — обернулся к Волкову сержант, — они спрашивают…
— Пусть едет, — сразу сказал кавалер, он все слышал.
— Господин Эшбахта дозволяет вам, безбожники, ступить на его землю, — прокричал сержант.
* * *
На лодке с двумя гребцами приплыл с того берега офицер и горнист, немолодой офицер и горнист. У обоих белые ленты на левых руках. Волков принимал их сидя, Рене, Бертье, Роха стояли за его спиной.
Трубач протрубил «внимание», офицер поклонился и сказал:
— Я ротмистр Майлинг из Перенгира.
— И что вам надобно, ротмистр Майлинг из Перенгира? — спросил Волков и был с ним невежлив, не стал представляться.
— Жены наших людей хотят знать, есть ли такие из наших людей, что остались живы и что сейчас находятся в вашем плену.
— Жены? — злорадно хмыкнул Роха.
— Ваши жены, наверное, знают, что их мужья всегда вели «плохую войну[1]», никого в плен не брали. Отчего же ваши жены думают, что с вами будут вести «войну честную»? — ответил Волков.
— Значит, пленных наших у вас нет? — уточнил прибывший офицер.
— Ни единого.
Офицер помолчал, вздохнул и сказал:
— Дозволите ли вы забрать тело капитана Пювера? И других павших.
Сначала кавалер не понял, о чем просит приехавший, а когда понял, так едва сдержался, чтобы не выказать радость. Неужели и капитан их тут погиб? Какая это радостная новость была. Но при этом горце Волков радоваться не стал, сдержавшись, он только сказал великодушно.
— Забирайте всех.
— Вы излишне добры к этим еретикам, кавалер, — сказал Роха, весьма недружелюбно глядя на парламентера и трубача, — нужно было послать их к черту. Он их папаша, кажется. А вот этих вот двоих, повесить.
