Завещание | страница 92



– Прости, – шептала она, снова и снова.

– Ничего страшного, – прошептал он в ответ. – Бывает.

Но они оба понимали, что это неправда. И когда Тату сказал, что он хочет на пару дней съездить домой в Аапаярви и отдохнуть, Синикка не протестовала. Она только кивала, из глаз ее продолжали литься слезы, а она все кивала и обнимала его.

Тату отказался подавать заявление в полицию на свою жену, хотя врач дружелюбно, но настойчиво советовал ему сперва все хорошенько взвесить. Он сказал что, несмотря на то, что раны кажутся незначительными, возможных последствий никогда нельзя предугадать, и с точки зрения страховки было бы куда разумнее все-таки сообщить о случившемся и создать протокол на тот случай, если Тату через двадцать лет окажется в инвалидной коляске или получит грыжу межпозвоночных дисков, которая прикует его к кровати. Но Тату не умел планировать свою жизнь даже на двадцать дней вперед, что уж тут говорить про такой долгий срок как двадцать лет. Это же целая жизнь, и, кто знает, будет ли он вообще жив к тому времени?

Поэтому Тату не стал никуда заявлять. Синикка плакала и раскаивалась у его постели. Несмотря ни на что, раны оказались не таким уж и ужасными, больше всего пострадало бедро, – мясо было содрано с него до самых костей, – но в остальном Тату чувствовал себя вполне неплохо. Он немного прихрамывал, когда выписался из больницы, но принимать сильные болеутоляющие отказался, справедливо опасаясь того, что может произойти, если они окажутся в плохих руках – его или ее.

Их любовь была смесью из двух несмешивающихся эмульсий. Мчащимся поездом, галопирующей лошадью, разлитым маслом на волнах – никогда ничего хорошего, только плохое, то, что быстро проходит, и тогда становится только хуже. Даже сама природа, казалась, поняла, насколько плохой идей было поддерживать и дальше этот огненный коктейль, и, несмотря еще на несколько беременностей, ни один из плодов, так сказать, не задержался.


* * *

Они сидели рядышком на скамейке в зале ожидания. Тату со своей вечно подпрыгивающей коленкой. Неизлечимая непоседливость тела и души. Температура в помещении была всего на пару градусов выше нуля, но он, казалось, не замечал холода. А вот Анни дрожала. К вокзалу как раз подъехал автобус из Стокгольма, на котором ей вскорости предстояло вернуться домой. Но прежде, чем пассажиры поднимутся в салон, автобус приберут, соберут весь мусор в большой мусорный мешок и поместят в специальные держатели новые пепельницы.