Завещание | страница 67
Но она не хотела ему ничего рассказывать, это он сразу понял. Не хотела впускать его туда, в самую интимную сферу своей жизни, и он понял, что в тот же миг, как она решила так сделать, отношения между ними навсегда изменились. Он больше не сможет и дальше просто быть ее сыном, теперь они в каком-то роде стали ровней друг другу – друзьями, ну ладно, пусть не друзьями, но в любом случае их отношения теперь станут другими. Перейдут из категории «мать и дитя» в нечто иное. Но Сири ничего не сказала. Просто протянула руку к его фляжке и сделала пару глотков. После чего замолчала и молчала так долго, что Эско уже и не надеялся, что мать еще что-то скажет.
– Я уже давно знаю, – произнесла она тихо.
Ее взгляд вновь мерил пустоту больничного коридора, словно она видела там нечто, чего не могут увидеть другие.
– Я рано поняла, что мужчина, за которого я вышла замуж, был ненастоящим. Да, ненастоящим. Что с ним что-то было не так. Что он не был таким как я, как мы, как вся наша семья, что он действительно был совсем не такой, как парни из той деревни, откуда я родом. Но вначале именно эта его инаковость пусть и не будила во мне любви, но уж точно очаровывала и притягивала.
Сири снова рассмеялась, и Эско протянул руку, чтобы коснуться матери, но что-то заставило его остановиться.
– Я думала, именно эта его непохожесть на других спасет меня. Спасет от того существования, которое мне приходилось влачить. Но я ошиблась. Просто на смену одной тюрьме пришла другая. Но тут стали появляться вы. Один за другим, и я поняла, что именно вы и есть самое важное. Чтобы у вас были еда, крыша над головой и те возможности, которых никогда не было у меня.
Прежде Эско никогда не слышал, чтобы мать говорила в таком духе. Казалось, она сама не знала, какие слова сорвутся с ее губ в следующий момент.
– Люди говорят, что для ребенка гораздо важнее дом, полный любви, и счастливые родители.
Мать подняла на него взгляд, удивленная его словами, и улыбнувшись, ответила:
– Должно быть, эти люди никогда по-настоящему не знали, что такое голод. Я до сих пор помню, каково это – расти, постоянно недоедая. В те времена я, не задумываясь, обменяла бы все счастье мира на добрую миску похлебки.
Она нежно погладила его по щеке.
– Мой дорогой Эско, мне пятьдесят четыре года. В таком возрасте уже не разводятся.
С этими словами она вернулась к Арто, забралась в стоявшее у койки кресло и, накинув на плечи пальто, смежила веки.