(Солидарность сестер и братьев – удивительная штука. Неважно, что ты сделал или, наоборот, не сделал, чтобы заслужить гнев отца, и пусть даже именно изменившееся поведение Хирво привело к тому, что остальные еще чаще стали становиться объектами проявления отцовских чувств, никто из сестер и братьев при этом не сваливал вину на другого, потому что знали, все может очень быстро поменяться. Как говорится, сегодня ты, а завтра я.)
Когда Арто был без сознания и лежал на коленях у Анни в ожидании «скорой помощи», в тот момент Хирво почувствовал его. Золотистый свет, слабо пульсирующий внутри его любимого младшего брата. Он и прежде видел его, когда Арто помогал ему со зверьем, ведь он был еще так мал, и животные льнули к нему, приходили, когда он их звал, хотели быть рядом с ним, и Хирво знал про Арто, что есть в нем что-то. Не то же самое, что у него, а гораздо лучше, потому что звери любили Арто, и люди тоже. Сам Хирво никогда не чувствовал их любви, они всего лишь принимали его за своего, не больше и не меньше. А что до людей, то нет, нет и еще раз нет.
Люди такие разные и все по-разному достойны любви. Есть те, которых можно любить. И те, которых любить нельзя.
В тот раз, когда стряслось несчастье с Арто, Хирво в первый раз осмелился проникнуть в сознание другого человека. Он не хотел знать слишком многого, просто не осмеливался, ему не надо было видеть, как все произошло, он лишь хотел убедиться, что в его брате все еще пульсирует жизнь и узнать, может ли он чем-нибудь ему помочь. В тот момент Хирво находился прямо за баней, достаточно близко, чтобы дотянуться до сознания брата, оставаясь при этом незамеченным для остальных. Он был очень осторожен в своей попытке, но Арто все равно его заметил. Младший брат вздрогнул и попытался сесть, встревоженный, возможно, даже напуганный вторжением в свое сознание, и Хирво как можно быстрее попятился назад, и физически, и ментально. Хирво понял, что Арто видел его, но ему на это было наплевать. Он просто не мог остановиться. Уж лучше лететь, чем сдерживать себя, пока не стихнет шторм.
Хирво развернулся и направился к коровнику, он был уже почти внутри, когда услышал голос. Это был крик, крик ужаса, беззвучный, но все равно заметный. Он звучал уже какое-то время, но в своей тревоге за Арто Хирво, должно быть, отодвинул его на задний план, этот крик о помощи. Но теперь он был почти на месте и отчетливо его слышал. Крик такой силы, что он ощущал его всем телом. Момент был решающий, и он вынужденно прислушался к ним, к животным, и тому, что они хотели ему сказать.
