Птицы были окрашены в различные оттенки синего. Все – от светло-бирюзовых ласточек до неприметно-серых галок. Этот воробей – бледно-синий, но его отличало от остальных птиц то, что он обладал примесью пронзительно-красного. Словно кто-то со всей силы черканул ярко-алой пастой прямо по мозгам.
И цвет птицы… он двигался… теперь Хирво это чувствовал. Он пульсировал – слабо, но все же стремился к нему, пытался достучаться до его сознания.
Хирво ощутил свой собственный цвет – светло-коричневый или слабо-оранжевый, – и напрягся, чтобы постараться уловить пульсацию красного своим собственным размытым коричневым.
Он совсем не испугался ни попытки птицы войти с ним в контакт, ни того факта, что оказался одинок в своих действиях, желаниях и возможностях. Это его только успокоило. Словно на свете действительно нашлось место для него, и сама его жизнь внезапно обрела смысл.
Когда красное свечение птицы объединилось с бледно-оранжевым Хирво, то показалось словно цвета завязли друг в друге. Это немножко напоминало единение тел, только глубже – да, гораздо глубже, потому что цвета смешались, и теперь Хирво мог видеть и чувствовать как птица – эти чувства нельзя было выразить словами, зато они были искренними. Он понял, что птица теперь тоже может заглянуть в него, и не испугался, потому что знал – звери не судят.
Перед его внутренним взором пронеслась вся птичья жизнь, от самого первого вздоха за пределами скорлупы. Он слышал дуновение крыльев ее родителей, когда те приносили в гнездо пищу, ощущал еканье в животе во время первого полета, – Хирво все видел и все чувствовал. И тут он увидел охоту. Кошку Сакари, которая жила у них на ферме: как она прыгает, и они вместе падают, как птица неловко приземляется и что-то ломается у нее в крыле. Птица забралась в дупло, а Сакари услышала, как ее зовет кто-то из детей, и умчалась, и некоторое время спустя через лес промчался сам Хирво.
Он почувствовал, как красный цвет меняет форму, снова становится единым целым, словно хочет что-то показать ему, он это чувствовал.
И когда он увидел то, что хотела показать ему птица, то сначала испугался. А потом понял, что бояться нечего.
Птица показала ему свою собственную смерть. И еще она показала Хирво, как ему следует позаботиться о крошечной жизни в его руках и как он должен свернуть ей шею – это следовало сделать очень быстро, одним движением. Хирво все понял и заглянул в черные глаза-бусины, черпая силы в этих темных колодцах. Он погладил птицу по головке указательным пальцем, осторожно поднял ее, ощущая трепыхание маленького сердечка, а потом сделал так, как хотела птица – свернул ей шею. И все, конец.
