– Тату, мы уезжаем! Пошевеливайся!
Тем все и закончилось. Никаких долгих прощаний. Никакой сентиментальщины. Так совместная жизнь родителей подошла к концу.
По радио бархатный тенор пел о вечной любви, за стеклами автомобиля начинали сгущаться сумерки. Ринне барабанил по рулю, и Арто видел, как он похлопал маму по коленке, и как мама улыбнулась ему в ответ. Но ее глаза были полны слез.
Лахья и Вало собирались приехать в Куйваниеми на выходные, а пока что они жили в городе. Лахья – у Хелми, Вало – у Эско. Постепенно дом опустел. Тармо не знал, приедет ли он теперь на летние каникулы. За окнами все еще лежал снег, но днем жарко пригревало солнце, так что теперь уже недолго осталось ждать до лета. Арто закрыл глаза, изо всех сил понадеявшись, что это было лишь сном. А если нет, то в любом случае время летит достаточно быстро, чтобы все произошедшее очень скоро стало ощущаться как далекий сон, как чья-то жизнь, не его, а кого-то другого.
* * *
Арто забыл взять велосипед, и его это тревожило. Прежде он не раз видел, как Пентти ломал детские вещи, то немногое, что у них было, пока они росли, и теперь спрашивал себя, что же случится с его оставленным велосипедом. Это был совсем старенький велосипед, на котором катались еще его братья и сестры, и, по правде говоря, он даже начинал становиться мал, но Арто все равно переживал за него.
Он часто представлял себе, что с велосипедом плохо обращаются – отец доламывает его самыми изощренными способами. Арто вместе с велосипедом переживал его страдания, и в такие моменты страх полностью овладевал им.
Когда Лахья была дома, то часто просыпалась от ночных истерик Арто. Тогда она на цыпочках пробиралась к его постели, на которой он сидел, раскачиваясь из стороны в сторону и ударяя себя по голове, ложилась с ним рядом, крепко обнимала и пела ему песни или рассказывала сказку, утешая и успокаивая его. Но Лахье было четырнадцать, и у нее был парень чуть старше ее, которого Арто находил довольно неприятным типом. И вот, в связи с переездом, отношения сестры с Матти (так звали парня) перешли в новую фазу, и она стала много вечеров проводить вне дома, так что Арто все чаще оказывался предоставленным на растерзание своим личным демонам.
Для многих людей раннее утро – это что-то волшебное. Смотреть, как встает солнце – сродни сокровенной молитве, моменту возвышенного просветления. На людей же обуреваемых тревогами и страхами свет оказывает прямо противоположное действие. Особенно на севере, когда день постепенно начинает нарастать, и тьма не успевает по-настоящему завладеть миром, как ей уже снова приходится отступать. И ничто не поможет избежать этого давящего чувства, нет никакой возможности забраться обратно во тьму и забыться сном, отгородиться от всего, чтобы потом, несколько часов спустя, проснуться и если повезет, убедить себя, что это, наверное, был плохой сон, но теперь снова все хорошо. Если живешь в этом беспощадном режущем глаза белом свете, то уже нет никакой возможности уговорить себя, что все это надуманно, стряхнуть с себя обуревающую тревогу. И тогда страх и отчаяние принимаются преследовать тебя еще настойчивее.
