Рядом с ней на постели лежал Малыш Паси. Он беспокойно сопел и почти каждую ночь ворочался в постели. У самого Паси была привычка спать на диване, особенно в такие вечера, как этот, когда он поздно возвращался домой и не хотел никого будить. Время было начало второго, и Хелми слышала доносящийся из спальни храп мужа. Но сейчас ее мысли были заняты Сири. И Ринне. Если бы это был ее ребенок. Если бы ее Паси каким-то образом навредил Малышу Паси.
Я бы тогда убила его, подумала она и вздрогнула.
* * *
В понедельник 4 января 1982 года в час послеобеденного кофе синий пикап въехал во двор фермы.
Хелми приехала в отчий дом, но Эско был еще на работе. Все остальные уже были в сборе. И все вместе ждали его. Ну, разве что кроме Онни и Арто.
То есть, я хочу сказать, что они, конечно же, тоже там были, но они еще слишком маленькие, а потому, пока это возможно, пусть остаются в стороне от нашего повествования. Алекс предложил мальчишкам прогуляться, прихватив с собой финские сани, и они с интересом следили, как он в своих скользких кожаных ботинках пытается управлять этим транспортным средством, которого прежде в глаза никогда не видел и раз за разом падал, пока Анни не сжалилась над ним и, накинув верхнюю одежду, отправилась учить его азам мастерства. Короткое время спустя они вдвоем унеслись по дороге, ведущей к соседям. Все остальные сидели на кухне. На столе дымился кофе, и при других обстоятельствах или, если не знать подробностей, можно было подумать, что это семейный праздник. Хелми сидела на кухонном диванчике, зуд в пальцах, начавшийся прошлой ночью, так и не прошел, хотя раньше к утру все проходило. Она положила руки на скатерть и принялась внимательно за ними следить, чтобы не пропустить момент, когда снова начнутся судороги.
Дверь распахнулась, и вошел Пентти. Он, кажется, совсем не удивился, увидав на кухне такое большое количество народа.
Он поставил свою сумку возле двери, расстегнул зимнее пальто и налил чашку кофе. Затем отмерил себе сахару и сливок – все аккуратно, не торопясь, спешить было не в его стиле. Когда кофе был готов, он облокотился на столешницу возле мойки, закрыл глаза и сделал первый глоток, посмаковал его, после чего снова открыл глаза и оглядел собравшихся, одного за другим, – взгляд любопытный и в то же время настороженный, как у ребенка.
– Да у нас тут, я посмотрю, целая приветственная делегация, – изрек он.
Его слова были встречены тишиной. Настолько плотной, насколько может быть тишина, когда довольно большое число людей решает промолчать и ничего не говорить.
