— Я тебя предупреждала, что в Санане дьявол сидит. Мне не веришь — поверишь Тарам-каму[20].
Это говорила жена Тастак-бая, Таня. Выйдя из-за юрты и увидя Санана, она остановилась. Остановилась и шедшая с ней Алена. Глаза мальчика и женщин встретились.
И вдруг Санан, почувствовав какой-то необыкновенный прилив сил, встал и твердым, быстрым шагом направился прямо к Мрас-су.
— Смотри! — зашипела Таня. — Больным притворялся, а сам здоров. Как прекрасно шагает.
Ак-Сагал решил, что Санан, конечно, погиб. Он чаще, чем всегда, брал свой кай-комус и пел грустные песни:
Зачем сироты родятся на земле?
Чем смотреть на их слезы,
Лучше самому плакать…
Тяжело было старику. Очень тяжело. И каждый день пел он о мальчике. Как утренняя заря загорелась мысль усыновить Санана. И вот его нет.
В душе Ак-Сагал обвинял жену. Она не думает о завтрашнем дне, а прошлое легко забывает. Какое хорошее сердце было у мальчика, какая умная голова! Лучше взрослого рассуждал.
На своем веку старик немало видел и немало слышал. Но к словам мальчика он охотно прислушивался. Зими — друг бедного человека, научил его многому. Он рассказал ему о Ленине, и старик, вспоминая Санана, вспоминал и Ленина. И все чаще это имя звучало в его песнях.
Все равно придет Ленин,
Поможет бедным сынам гор…
Но время стояло горячее. На улицах пусто: все спешат в поле. В другое время Ак-Сагал останавливал бы каждого прохожего и расспрашивал о мальчике. Сам бы пошел по улусам. А сейчас нельзя: хлеб уже созрел. Не вернутся годы, когда мог он работать не уставая, от темна до темна. А этой осенью на уборку одного только когра[21] вместе с женой потерял пять дней. На втором, где давно созрел ячмень, зерно начало осыпаться.
И на работе Ак-Сагал думал только о Санане.
Закончив первый когра, старики с трудом перебрались, на второй. Но, подойдя к нему, онемели: кто-то выжал весь ячмень, а кобу[22] развешал на жердях. Пошли к третьему — то же самое.
Кто жал? Кобу висят аккуратно; колоски подобраны в одну кучу.
Всю ночь караулили старики, чтобы поймать вора. Караулили и следующий день. Но никто не пришел.
Осень в этом году выдалась особенно ясная. Небо висело голубое, солнце жгло по-летнему. Пора молотить.
Березы, одетые в золото, беззвучно приветствовали старого кайчи[23] и его жену. Местами вершины деревьев сходились, и тогда они казались чудесными золотыми воротами, ведущими куда-то далеко-далеко, к счастью.
Старики шли молча, слушая, как под ногами шуршат сухие листья, как из-под них выбегают мыши и бурундуки.
