Мрас-су волнуется и стонет, тревожно кричат беркуты.
Откуда-то доносится печальная девичья песня. Голос знакомый. Наяву это или во сне? Наверное, во сне, потому что перед глазами вдруг запрыгали Гордей и Тастак-бай. Они говорят: «Снова наше время вернулось» и смеются. Но появляется Зими и они исчезают.
Потом Санан снова слышит грустную девичью песню и теряет сознание.
Очнулся он в юрте Ак-Сагала. Старик стоял перед ним с чашкой молока в руках. У очага, склонив головы, сидели Муколай и Ак-Салай.
Санан лежал на кошме. Под головой — подушка. Это было первый раз в его жизни, и наверное поэтому голова не так болела, как в лесу.
Когда он открыл глаза, старые друзья радостно заулыбались и склонились над его постелью. Они что-то говорили, но мальчик не слышал ни слова. Сам попытался что-то сказать и не смог. Он только понял, что жив, что лежит не в лесу, а в улусе.
— Как он сюда попал? Как его нашли верные друзья?
Но юрта неожиданно качнулась. В одну сторону, в другую. И поплыла куда-то вместе с Сананом. Перед глазами завертелись красные, синие, желтые круги…
…Десять дней и ночей пролежал Санан в забытьи. Десять дней и ночей он бредил. Чаще всего разговаривал с Зими.
Однажды Зими появился с незнакомым человеком. Но мальчик догадался: Ленин. В шалаше над обрывом он много слышал о нем.
Иногда появлялись Гордей, Тастак-бай или Карам-бай. Толстый Тастак-бай летал вокруг мальчика и стрекотал, как сорока. Карам-бай на глазах обрастал шерстью и превращался в какого-то огромного зверя.
Что происходило в это время в юрте, он не видел и не слышал. Только однажды, очнувшись на мгновение, расслышал несколько слов: «Аксинью так и не нашли. Наверно, утолилась». Санан вспомнил девичью песню в лесу над Мрас-су и хотел сказать: «Жива Аксинья». Но не успел.
Ак-Сагал почти не отходил от больного. Частенько забегали в юрту Ак-Салай и Муколай. Они тихо садились у очага, шепотом расспрашивали старика, качали головами и так же тихо уходили. Друзья были уверены, что мальчик не выживет.
На одиннадцатый день Муколай взял в свои руки исхудалую руку Санана и вскрикнул:
— Холодная! Как лед.
Ак-Сагал легко, словно юноша, подбежал к постели.
— Цветок еще не распустился, а его уже сорвали, не дали цвести, — сказал он.
И в это время Санан пришел в себя.
Ак-Сагал засуетился около больного, повторяя одно и то же:
— Жив мой мальчик! Жив!
Муколай только смеялся. Ак-Салай хлопал в ладоши и приплясывал.
В этот вечер друзья, наконец, наговорились вдосталь.
