[80]. Попперу было важно мнение Хайека: он хотел убедиться, что не допустил существенных ошибок в экономических вопросах.
«Я, — писал он, —
ожидаю Ваше суждение со смесью надежды и страха. Ведь, в конце концов, в экономической области я обычный дилетант, и хотя в моей книге я не предлагаю и не пытаюсь предложить ничего нового в этом отношении, мне хотелось бы знать, согласится ли настоящий экономист с тем, что я говорю»[81].
В этой переписке проявился дух братства по оружию в борьбе против коллективизма. Но Поппер, в отличие от Хайека и Мизеса, не был склонен ставить свободный рынок превыше всего. Это совершенно ясно следует из «Открытого общества», в котором запечатлены опасения Поппера по поводу того, что западные демократии уже попали под влияние ложных коллективистских идей Платона, Гераклита, Гегеля и Маркса. Однако Поппер в гораздо большей мере, чем Хайек, видел свою задачу также и в том, чтобы вновь объединить либералов, прогрессистов и социалистов. Он подчёркивал, что хотел «преодолеть фатальный раскол в гуманитарном лагере», «объединить большинство либералов и социалистов (можно сказать, под знамёнами Милля и Липпмана)». Милль символизировал слияние двух традиций — классического либерализма и утилитаризма, — а Липпман в 1930-е годы критиковал тоталитарные тенденции в американском обществе[82].
Надежда Поппера на возрождение единства «гуманитарного лагеря» наглядно проявилась в его позиции, когда Хайек в 1946 г. начал собирать мнения по поводу устройства будущего Общества Мон-Пелерен. Поппер считал, что нужно пригласить некоторых социалистов[83]. В этом он решительно расходился с Хайеком и особенно с Мизесом, которые желали видеть участниками только либералов-единомышленников. Поппер же всю жизнь считал, что рынок — лишь одна из целей открытого общества. Вот его размышления из интервью, данного незадолго до смерти: «Разумеется, свободный рынок так или иначе иметь нужно, но при этом я считаю, что обожествление принципа свободного рынка, — это, конечно, абсурд. Если у нас нет свободного рынка, тогда, понятное дело, то, что производится, производится, естественно, не для потребителя. Потребитель волен брать или не брать, но его потребности не учитываются в процессе производства. Но это обстоятельство не первостепенной важности. Гуманизм — вот что первостепенно важно. По традиции, главная задача экономической науки состояла в решении проблемы полной занятости. Примерно с 1965 г. экономисты от неё отказались, и это, по-моему, очень неправильно. Эта проблема не может быть неразрешимой. Она, конечно, трудная, но уж никак не неразрешимая! Первая наша задача — мир; вторая — сделать так, чтобы никто не голодал; третья — совершенно полная занятость. А четвёртая, конечно, — образование»
