(Зах. 11: 12, 13).
Это к тому, что Иуда отлично понимает, Кого он продает. А те, кому он Его продает, не понимают, потому что с ними Господь откровенных бесед не вел и душу им не раскрывал. Для них это просто цена раба.
«О, злодейский голос! О, безумное преступление! Трепещу, возлюбленные, когда помышляю об этом. Как вырвалось слово из уст? Как повернулся язык? Как душа не покинула тела? Как не онемели уста? Как не помутился рассудок?» >[36].
Да вот не помутился, к сожалению.
Иуда отдает себе полный отчет в своих действиях, покорежена воля, не разум. Конечно, сатана так калечит его восприятие, что здравым умом назвать это невозможно. Но это добровольно избранное безумие.
* * *
…и он пошел, и говорил с первосвященниками и начальниками, как Его предать им. Они обрадовались и согласились дать ему денег (Лк. 22: 4, 5).
Тут стоит отметить, что слова «Его предать им» в этом отрывке не означают предательства как такового. Употребленный в греческом тексте глагол παραδω не несет никакого морально негативного оттенка: это не предать, а передать. В глазах властей Иуда подписывается не на нечистоплотное бессовестное деяние, а всего лишь на то, чтобы передать, выдать Христа первосвященникам и начальникам.
Сколько же платят власти за содействие? На что мог рассчитывать Искариот, получая тридцать сребреников?
Мы, конечно, сейчас не измеряем деньги ценой рабов, по этому признаку сложно понять, много Иуда получает или мало, были ли рабы бросовым товаром или ценились на вес серебра. Тем не менее некоторое представление о масштабах суммы получить можно.
Тридцать сребреников — это сто двадцать динариев. Приблизительно четырехмесячная зарплата тогдашнего простого сельского работника. Дневной труд в винограднике стоил один динарий, о чем нам рассказывает в одной из притч Сам Христос.
Динарий — совсем немного, так, один динарий стоил всего-навсего хороший огурец, или амфора галилейского оливкового масла, или несколько гроздей винограда. За четыре динария можно было приобрести самую простую одежду из мешковины, еще двадцать динариев пришлось бы выложить за талит — особое прямоугольное покрывало на голову, необходимое иудею при молитве. А вот первосвященнические одеяния Каиафы или Анны стоили немыслимо дороже — до двадцати тысяч динариев, то есть до пяти тысяч сребреников.
Представляете себе разницу?
Что еще можно было купить на сто двадцать динариев, кроме раба или нескольких смен недорогой одежды?
