:
осознанное богоубийство ради богоубийства.
Хула на Духа есть грех абсолютно непростительный не потому, что Господь не снизойдет до кающегося, а потому, что кающегося просто не будет. Согрешивший сам не захочет прощения, потому что не осозна́ет себя виновным. Этот грех похож на падение в бездну, которому не будет конца: невозможно достичь дна, чтобы встать, оттолкнуться и начать путь наверх.
Таково падение самого сатаны. Дьяволом движет ненависть, которая до сего дня заставляет его отворачиваться от Бога, отвергать Его всем существом, мстить Ему за собственный грех, бесконечно падая в пропасть погибели. В ту же бездну он толкает теперь апостола: согреши, и твой грех умножится на вечность.
А в вечности ждет лишь пустота, ненависть и боль — вечная боль души, безнадежно отторгнутой от Бога. Все глубже грех, все сильнее боль, и нет надежды вернуться, потому что виновником боли кажется Господь, и на Него обращается ненависть.
Конечно, Иуда не меняет своей природы, он остается человеком. Но в том и ужас этой живодерской сатанинской задумки, что человек, совершенно иная сущность, чем ангел, человек, которому в принципе дарована возможность покаяния, совершает грех, полностью отрезающий его от Бога. Страшная, парадоксальная ловушка.
Вот об этом слова прп. Ефрема Сирина, с виду нелогичные: «…Все рожденные могут достигать покаяния, посему, кто не может раскаиваться, тому лучше было бы не родиться».
Безусловно, человеку, попавшему в такое безвыходное положение, гораздо лучше было бы не рождаться, чем обрести подобную вечность. Ты рожден, ты можешь покаяться по факту своей человеческой природы… и не можешь, потому что полностью отсек себя от Бога, соединившись с сатаной в его грехе и разделив его участь нераскаяния.
Осознанно предав Христа на смерть, Иуда сделается бессильным заложником сатаны, а заложник тому нужен не для того, чтобы торговаться с Всевышним. Нет, заложника ждет предельно жестокая и показательная гибель, потому что сатаной в первую очередь движет месть. Гибель Иуды — это возможность поквитаться с Богом, превратив Его друга в образ вечной смерти.
Это — месть. Месть за так и не падшего Иова, месть за воскрешенного к жизни Лазаря.
