Вот Иуда, предающий Меня. Мотивы и смыслы евангельской драмы | страница 14



Да и зачем Господу «отнимать у Иуды всякое оправдание»? Уж, казалось бы, если можно мотив предательства максимально «заземлить», так это и надо было сделать ради души предателя: от такого мотива легче призвать к покаянию, чем от нечестия и богохульства. А зачем лишать его оправданий — чтобы вынудить предать из самых страшных мотивов?

И перед кем собирался «оправдываться» таким образом Иуда? Перед людьми — вряд ли. Перед Христом? Ну, фраза: «Господи, я предал Тебя, потому что денег очень захотелось» — оправдание, откровенно говоря, так себе, и я не вижу, почему бы к нему при таких мотивах предательства следовало отнестись со снисхождением.

Тем более что потом сам же Иоанн Златоуст, упрекая Иуду в непокаянии на Тайной Вечере, скажет, что тот должен был… каяться в помутнении рассудка от сребролюбия. «Прости меня, купившего себе вред и погибель; прости меня, у которого золото похитило разум» >[17], — именно такими словами, считает святитель, Искариот должен был умолять Христа о прощении. А какой в этом смысл, если Златоуст сам пишет, что Спаситель заведомо лишил Иуду такого оправдания?

Впрочем, по всей видимости, Златоуст и сам не до конца был удовлетворен своим объяснением. Предваряя его, он пишет:

«Если же кто спросит, почему (Христос) поручил татю ковчежец нищих и сребролюбца сделал распорядителем, то я отвечу, что сокровенную причину этого знает Бог» >[18].

Существует и такая точка зрения: Иисус заранее знал, кто Его предаст, поэтому не мешал ему грешить. Дескать, так и так тому погибать, какая уж разница, зато прочие апостолы останутся чисты. Но это Христос, а не Макиавелли, и оскорбительно даже предполагать в Нем такой цинизм. А уж думать, что Он возлагал всю тяжесть греха на одного человека, чтобы не дать соблазниться другим, — вообще нечто запредельное: какое может быть согласие между Христом и Велиаром?

Короче говоря, при традиционном толковании остается совершенно неясно, как и почему вор стал апостолом, казначеем при Христе и пробыл им все три года.

Легче всего, конечно, было бы закрыть глаза на этот эпизод, сочтя, что Иоанн, ненавидя предателя, просто не жалеет для него черной краски и художественных преувеличений. Но это евангельский текст, и мы не можем вычеркивать из него то, что нам не нравится, даже если очень хочется.

И в таком случае эти слова Иоанна следует понимать как-то иначе: не царапая сомнением ни Христа, ни евангелиста, не противореча пророчествам Ветхого Завета и признавая боговдохновенность Нового… то есть Иуда — вор и не вор одновременно, и деньги из казны он таскал, но не таскал.