. Было ли тут дело в скупости? Возможно. Но возможно и другое: плата за участие в банкете была так велика для части гостей, что они просто не имели возможности потратить еще хоть что-нибудь на бедных.
Отсюда нетрудно сделать вывод, что в эпоху Реставрации политический банкет никогда не был общенародной практикой — потому что не мог быть таковой. Празднества компаньонов, как мы видели, обходились их участникам очень дорого, так дорого, что для некоторых из них это становилось аргументом против самого института компаньонажа; но у компаньонов не было семьи, а на один банкет они, сколько можно судить, никогда не тратили больше пяти франков. Единственный известный мне политический банкет, доступный для публики сравнительно скромного достатка, — тот, что состоялся в саду Божона 27 июня 1822 года и был устроен в честь двух новоизбранных столичных депутатов-либералов; в тот раз — возможно потому, что требовалось заполнить огромную залу, — гости, которых насчитывалось около тысячи, заплатили всего по шесть франков[154]. Поэтому не следует принимать на веру сообщения префектов, генеральных прокуроров, не говоря уже о полицейских комиссарах: все они, конечно, утверждали, что за столом на банкетах собирались только люди никому не известные, ничем не примечательные, но это очевидная ложь. Конечно, не все гости принадлежали к числу избирателей, по той причине, что не достигли требуемого возраста или не обладали необходимым имущественным цензом (тридцать лет и триста франков прямых налогов в эпоху Реставрации). Но в банкетах никогда не участвовали люди ничтожные; все участники были нотаблями, крупными или мелкими.
Представители простого народа доступа на банкеты не имели; банкеты почти так же, как и право избирать, хотя и в чуть меньшей степени, представляли собой форму участия в политической жизни, зависящую от ценза, имущественного состояния. Просто-напросто ценз в данном случае был чуть менее высоким, а следование условиям — сугубо добровольным. Что же оставалось в таком случае тем, у кого не хватало средств для участия в празднике, или тем, которые спохватились слишком поздно? Присутствовать поблизости. Префекты могут сколько угодно уверять, что «собрание не сделало ни малейшего впечатления на публику, которая его едва заметила»[155] или что «это, с позволения сказать, празднество не породило здесь ни в одном классе общества ни малейшего возбуждения»[156]. Но время от времени в каком-нибудь донесении, меньше связанном с политикой, например в жандармском рапорте, можно прочесть о «множестве любопытных из всех классов общества, которые стремились увидеть и услышать, что происходит на банкете»
