– Я вижу, Валерий. Встань же! И пожми руку нашей новой сестре! Отныне, – Марк обвел рукой всех присутствующих, – она часть нашей общины.
– Часть? – не понял старик.
Лера видела, что с его губы стекает слюна.
– Да, часть общины, – Марк взял старика за подбородок. Незаметно сжал, но Лера услышал хруст. Рот мужчины приоткрылся, из него воняло, как из мусорки. Впрочем, остальные пахли не лучше. – Ты ведь не станешь делать глупые поступки, да, брат?! Община получит свое, но позже… Пожми же ей руку, брат Валерий!
Старик затряс головой, словно козел бородой.
Марк же встал, повернулся, ища кого-то в толпе. Увидел Борова, который шествовал с видом тренера физкультуры среди толпы младших школьников. – Эй, Андрей, успокой, пожалуйста, Валерия!
Боров хмыкнул и козырнул.
– Сделаем, шеф! Успокоим – не вопрос! – Он поднял что-то бормочущего старика с колен.
– Нет-нет-нет! – услышала Лера слова. – Нет, не хочу успокаиваться. Я не хочу… я хочу есть… я хочу-у!!! Пожалуйста, Владыка, я усердно молился. Ему-у! Всевышний должен был услышать, – и тут старик громко охнул.
Лера не видела, что произошло, только удалявшуюся мощную спину Борова, который тащил старика к двери в стене. Как мешок с песком.
Боров заметил ее взгляд и подмигнул. Девочка почувствовала, что невольно стала соучастницей чего-то страшного и пугающего. Как ведьмин заговор, только хуже. Намного хуже.
– С ним все будет в порядке? – спросила Лера.
Марк проследил за ее взглядом.
– Ты про брата Валерия? – Он натянул на лицо улыбку. – Конечно же. Все с ним будет в порядке. Боров… точнее, Андрей просто поговорит с ним. Они поймут друг друга очень быстро. Сразу же все встанет на свои места. Валерий все поймет, вот увидишь!
– Он, кажется, голоден, – прошептала Лера. Она все еще не могла спрятаться от взглядов присутствующих. Люди разглядывали ее так, словно она была кусочком торта. – И они… они тоже голодны?
– Да, они голодны. И сейчас приходит время обеда… – буркнул Марк, когда они подошли к алтарю. Тут вместо дяди с именем Иисус висел портрет священника в противогазе. На нем была черная ряса, вся в дырах, практически лохмотья. На голове капюшон, а в руках то ли трость, то ли посох. Священник стоял на фоне сгоревшей церкви и держал книгу, которая была сшита из каких-то лоскутков, словно одеяло. Только кусочки были телесного цвета. Мама всегда смеялась, когда она так называла цвет кожи, но по-другому было и не сказать – коричневый ближе всего по оттенку, но все равно не похож.
