— Ну, что-же князь. Вы высказались вполне открыто и ясно, позвольте и мне тоже высказать своё мнение. — Любава усмехнулась, и кивком поблагодарив за налитое шампанское, продолжила. — Ничем другим как трусостью я ваше решение назвать не могу, но это ваша жизнь, и вам решать, что с ней делать. Встречи со мной не ищите, считайте, что мы незнакомы, и лучше на глаза мне не попадайтесь…
— Так давайте я вообще из страны уеду? — Николай улыбнулся. — Не хочу конечно, но если так карта нарисовалась, то уеду. Ниххонский принц вот настоятельно приглашал.
— Надеетесь на то что выгорит дело с принцессой Акеми? — Любава сжала губы.
— Надеюсь, что там для меня будут равны и царский гнев, и царская любовь.
— Вы так легко отказываетесь от своей родины? — Со странным выражением на лице спросила Любава.
— Цесаревна, мы живём не в Соединённых Штатах, и не в Европе, где понятие родина весьма размыто. Государь земли русской, и государство имеют один корень и один смысл. И если государь Российский не хочет видеть одного из своих подданных, то это значит ему нужно уезжать. Но вы не переживайте за меня. Я найду чем заняться даже в Африке.
— Ничуть не сомневалась. — Любава встала. — Не провожайте меня. Не заблужусь.
На что привставший Николай только руками развёл. «Была бы честь предложена». Но счастью не сказал этого вслух, занятый мыслями, о том, что же со всем этим делать, а по здравому размышлению, решил, что лучше князя Голицына, ему никто ситуацию не пояснит. Жестом подозвал официанта, не считая сунув тому пятидесятирублевую ассигнацию, поспешил к выходу, помня о том, что князь конечно задерживался на работе допоздна, но мог уехать и домой и в подмосковное имение, и вообще куда угодно и разыскать его в ночной Москве было делом непростым.
Серия хлопков, разрезавшая громкую музыку джаз-оркестра, были им безошибочно определены как выстрелы из револьвера Наган, и привычно войдя в боевой транс, Николай ускорился, выскочив на площадку перед входом.
Выйдя из ворот сада, он словно широкоугольная камера схватил всю картинку целиком, и яркие электрические фонари вдоль дороги, роскошный лимузин «Орёл» справа, рядом Любаву, схваченную за локти каким-то мужичком в сером мятом пиджаке, чёрных штанах, заправленных в сапоги и картузе, надвинутом на самые глаза, и два тела в лужах крови, в одном из которых Николай узнал начальника охраны Любавы.
Кузя был обычным босяком, случайно засветившимся на ограблении почты. Тихо взять деньги не получилось и началась стрельба в которой погиб полицейский урядник, и сотрудник коллегии Связи и Почт. За такое и в первый раз полагалась пожизненная каторга, а поскольку для него и подельников это была бы уже третья отсидка, и скрыться за границей шансов не было никаких, они решили залечь на самое дно. Именно там, их и нашли фартовые искавшие пушечное мясо для каких-то своих дел в первопрестольной. Деньги, которые взяли на почте уже давно кончились и Кузе ничего не оставалось как согласиться устроить шум, со стрельбой в нескольких заведениях столицы, с тем чтобы отвлечь на себя полицию. Но для себя, урки решили, что напоследок погуляют на всю катушку, полив красненьким улицы столицы, особенно посчитавшись с «легавыми».
