«Милостивѣйшій государь!
«Есть несчастный сирота, обремененный малолѣтнимъ многочисленнымъ семействомъ, участь котораго заслуживаетъ состраданіе всякаго, имѣющаго душу, способную понимать бѣдствія ближняго. На разцвѣтѣ лѣтъ, онъ потерялъ добрую, кроткую мать и въ слѣдъ затѣмъ чадолюбиваго отца — оставившаго на его попеченіе семерыхъ малютокъ. Перенося всѣ страданія съ христіанскимъ терпѣніемъ, возвышающимъ душевное достоинство, онъ снискиваетъ пропитаніе какъ помощію благотворительныхъ лицъ, такъ и самою работою, которая едва даетъ возможность поддерживать ввѣренное ему судьбою семейство. Несчастный этотъ — податель сего письма. Я же, не имѣя чести знать васъ лично, и потому лишаясь права удостовѣрять преждевременно въ истинѣ моего къ вамъ уваженія, надѣюсь, что Вы, какъ артистъ, понимающій душу угнетенныхъ судьбою людей, не разсердитесь на меня за то, что я рѣшилась доставить вамъ торжество истинно христіанское (крупными буквами): помочь несчастному! Десять, пять или даже рубль серебромъ пожертвовать семерымъ для васъ ничего не составитъ, сиротъ же заставитъ пролить слезы благородности, какъ предъ образомъ Христа Спасителя, такъ и передъ общимъ покровомъ всѣхъ — Пресвятой Богородицей. Я былъ постояннымъ свидѣтелемъ вашего торжества и, соглашаясь съ единодушнымъ отголоскомъ просвѣщенной публики, повторяю еще разъ — (крупнѣйшими буквами): вы великій артистъ! О, признаюсь откровенно, душевно благодарилъ публику за пріемъ, коимъ она почтила нежданнаго дорогаго гостя…
Христіанское состраданіе — не есть ли удѣлъ артистовъ? Помогите несчастному, и новый, спасительный подвигъ увѣковѣчитъ ваше пребываніе въ Петербургѣ. Съ душевнымъ почтеніемъ и таковою же преданностію имѣю честь быть свидѣтелемъ вашего торжества»
и пр. Кто имъ пишетъ такія письма — Богъ знаетъ. Но подъ ними обыкновенно читаешь подпись: генералъ такой-то, или генеральша такая-то, — какихъ, разумѣется, сроду никто не слыхивалъ, и какихъ не увидитъ и во снѣ даже благонамѣренный человѣкъ, весь вечеръ, наканунѣ новаго года, продумавшій какъ бы кого не забыть завтра поздравить?
Такой-то человѣкъ появился въ кухнѣ. Впрочемъ, можетъ статься, что онъ былъ и не совсѣмъ такой человѣкъ, о какихъ мы говорили; а просто такой, какихъ въ Москвѣ называютъ: ширяло, а въ Петербургѣ: мазурикъ; то есть, малый съ дѣтскихъ лѣтъ пристрастившійся къ легкому промыслу и голодающій по трои сутокъ, чтобъ пополамъ со страхомъ и трепетомъ пропить въ какомъ-нибудь «Полуденномъ» украденную вещь на четвертыя; а можетъ быть, онъ былъ просто забулдыга-лакей, два дни преподавшій отъ барина и чувствующій необходимость предъ возвращеніемъ къ нему хватить для куражу и неимѣющій на что хватить, — кто бы онъ ни былъ, мы просто будемъ называть его таинственнымъ незнакомцемъ.
