Все это великолепие, да еще на фоне раскатанного по потолку неба и бурных вод, делимых связками свай на воздушные классики, обрушивается на голову практически одномоментно.
Сознание незаметно смещается, меняется, чтобы больше уже никогда не прийти в себя. Дальше, впрочем, станет проще. Все самое главное ты уже узрел – драгоценные архитектурные ожерелья, сплошняком украшающие основные венецианские конечности, точно развешанные по краям парадных берегов, как на рождественской елке, а также таинственное затемнение Гранд-канала, его изгиб, уходящий в даль городского «тела» и в глубь его.
Развилка у таможни – вполне себе причинное место, постоянно оплодотворяемое «за каким-то интересом» катерами и гондолами. Плавучими пагодами трамвайчиков.
Правда, если продолжать эту аналогию непорочного зачатия, приходишь к парадоксальному выводу: ныряя сперматозоидом в глубь древнего чрева, ты оплодотворяешь не город, давным-давно ссохшийся и окончательно окаменевший, но самого себя.
Когда я прилетел в Венецию почти двадцать лет спустя, та же самая мизансцена мгновенного раскрытия всего внешнего повторилась. Только на этот раз с воздуха.
Но точно так же в иллюминаторе сначала проплывало одно сплошное море, затем – плавное вхождение в лагуну, каналы, мелькание аккуратно нарезанных территорий, прорезаемых каналами, пока на горизонте из облачной пены не возник город.
Сначала похожий на изюминку, затем, по мере снижения и приближения, разрастающийся до родимого пятна. И внезапно становящийся предельно отчетливым, со всеми своими башнями и куполами, капиллярами и дактилоскопиями, отсвечивающими на солнце.
Точно «боинг» на какое-то время перестал двигаться, зависнув и заснув в прыжке нечаянным Нижинским, чтобы пассажиры, прильнувшие к иллюминаторам, смогли отчетливо рассмотреть то, что им предстоит.
Все уже было, все главное ты уже видел. Как-то даже досадно. Ибо открывается оно сразу и между делом, вне какой бы то ни было серьезности и основательности советского искусствоведения, накапливаемой десятилетиями ежедневных невозможностей. Скопом. Без статики и подготовки.
Об этом ощущении есть хорошая фраза в письме Тютчева жене: «Ибо в сущности лишь в самые первые минуты ощущается поэтическая сторона всякой местности. То, что древние именовали гением места, показывается вам лишь при вашем прибытии, чтобы приветствовать вас и тотчас же исчезнуть…» (26.06.1869).
