Среди воображаемого прошлого виртуальных многочастных гигантов Больших экранных форм обратимся к сериалам. Сверхзадачей было бы, на основе размышлений об истоках их нарративных особенностей, выявить основополагающие принципы повествовательности (и – драматургии), которые определяют композицию, структуру целого, обуславливают особенности восприятия. Это – большая цель теории Больших экранных форм. В статьях коллег этого раздела подвергнуты анализу важнейшие предтечи Большой Экранной Формы в литературе (романная и новеллистическая формы) и мифологии. Думая об истоках сериала – по ёмкой формуле Е. В. Сальниковой, «первоцепочки усложняющегося медиапространства <…> сознательно смоделированной микросистемы <…> гигантского числа взаимосвязей, <…> отсылов к друг другу разных звеньев гипертекста» [142], — в этом многообразии, в качестве гипотезы, обратимся к предполагаемому воздействию принципов музыкального изложения и развертывания.
Почему – музыка? Не только оттого, что она является неотъемлемой составляющей экранного действия (хотя не всегда важной). И не только из-за важности музыкально-звукового пласта как отображающего – и нередко усиливающего – представления зрителей о внутреннем состоянии героев, о глубинной сути событий, о смыслах экранного повествования в целом (об этом, на уникальных примерах БЭФ, – в другой нашей статье монографии) [143].
Здесь причиной того, что мы рассматриваем влияние формообразующих черт музыки на структуру сериалов, является сама природа музыки. С древности она отображает и преображает наши представления о временном потоке. Близость к мифоподобному топосу, к лирико-эпической типологии повествования сближает сферы большой экранной формы, музыки и мифа.
О созвучии двух последних писал К. Леви-Стросс: «Музыка схожа с мифом: подобно мифу, она преодолевает антиномию исторического, преходящего времени и постоянства структуры» [144]. В его описании проступают черты, роднящие процесс-ритуал слушания музыки с погружением воспринимающего БЭФ в некий бесконечный процесс развертывания повествования о человеческой сути: «Прослушивание музыкального произведения в силу его внутренней организации останавливает текучее время; как покрывало, развеваемое ветром, оно обволакивает его и свертывает. Только слушая музыку и только в то время, когда мы ее слушаем, мы приближаемся к чему-то, похожему на бессмертие» [145]. Ведь для не умеющих читать нотный текст, восприятие музыки возможно только в течение периода ее исполнения и звучания, тогда как даже в пространстве театрального искусства можно ознакомиться с основой сценической интерпретации, вербальным текстом пьесы. Рецепция же созданий экранных искусств тоже, как и музыкальных, полноценна лишь с момента их «протекания во времени», – независимо от того, смотрят ли их в сетке телевещания или в более свободном режиме, на экране РС или на других экранных носителях.
