«Подслушивать нехорошо, – укорила я себя, но тут же оправдала свое любопытство, – но в интересах дела можно».
Видимо, Лукин вновь взял мобильный телефон – послышался писк, которым обычно сопровождается нажатие кнопок:
– Володя, зайди. Я здесь. Ну здесь, в кабинете бухгалтера.
Я бросилась к двери в кладовку, но та оказалась закрытой.
– Черт, – сорвалось у меня с языка.
Времени, чтобы спрятаться, уже не было – в конце коридора появился напарник Лукина. Пришлось сделать вид, будто я ищу Андрея Михайловича. Рядом с кладовкой у нас находится комната, в которой хранятся новые сервизы, скатерти, столовые приборы. В принципе, Андрею Михайловичу здесь делать нечего, но Володя этого не знает.
– Андрей Михайлович, вы здесь? – спросила я через дверь, когда Володя поравнялся со мной. – Вы случайно нашего директора не видели?
– Директора? Он в зале, – ответил Володя, даже не обратив внимания на то, что я стучала в дверь, на которой висел замок.
– Спасибо, – ответила я и сделала пару шагов в сторону зала.
Владимир юркнул в мой кабинет. Я опять вернулась к двери, моля бога, чтобы никто меня не застал за этим неприличным занятием.
– Вова, ты всех свидетелей опросил? Тогда сделаем так. Я займусь новым трупом, а ты поезжай, возьми у телефонного оператора распечатку звонков Полянского и выясни, кому чаще всего звонил покойный. Отсортируешь: кто друзья, кто родственники, кто деловые партнеры. Со всеми надо поговорить. Пообщаешься – доложишь. На ровном месте ядами не травят.
– Все-таки яд?
– Да, Карлович звонил. На стенках бутылки нашли химическое соединение, которое в маленьких дозах используют в фармакологической промышленности.
– Ясно, – вздохнул Владимир. – Там, кстати, отец Полянского приехал. В зале сидит. Его коньяком и валерьянкой отпаивают. По всему видно, что плохо мужику.
– Ну это понятно. Я сейчас немного разберусь с бумагами и выйду. Все, беги.
Понимая, что меня могут обнаружить за дверью, я срочно ретировалась. Скорости моей позавидовал бы олимпийский чемпион: когда Владимир вышел из моего кабинета, я уже была у входа в зал.
Весь наш персонал в скорбном молчании стоял у стены. Чем-то это напоминало траурный караул. В центре зала сидел пожилой мужчина, на котором были сконцентрированы взгляды всех присутствующих.
«Димкин отец!» – догадаться было нетрудно.
До сегодняшнего дня самого главного босса мне видеть не приходилось, и я почему-то представляла Петра Максимовича иначе: высоким, массивным, со строгим выражением лица, полным сил и энергии, непременно в костюме и в галстуке.
