– Только об одном прошу вас: преградите путь римлянам!
Гул усилился.
Они стояли, как каменная стена. Как горный хребет. Внешне – полудикое племя, но любой, умевший смотреть не-глазами, видел живое скопище камней, вставших плечом к плечу.
Посреди них сиял солнечный луч. Потомок небесного Бели. Бренин.
И навстречу им медленно двигалась другая стена. Тоже – живая. Но это была плоть и кровь, закованная в железо и ощетинившаяся сталью.
И сияло золото. Золото значков центурий, бесстрашно вынесенных перед рядами легионеров, и ярче солнца – золотой орел Двадцатого легиона, Отважного и Победоносного.
Легиона, словно в насмешку над бриттами избравшего своим символом кабана – знак королевской власти у кельтов.
…Тщетно Каратак вызывал Клавдия на бой. Тот не принимал вызова. А шеренги его воинов всё приближались.
Сила солнца сломит смелых, сокрушит солдат сияние, белый блеск болью обернется.
Высоко вознесся ваш орел, и вы верите в него как в высшую сущность. Но обрубят орлу крылья, треснет древко штандарта, падет в прах позолоченное знамя!
Вы дерзнули пойти против древнейшей из сил – и вы будете сметены, словно со скал завалит вас камнем!
Что можете вы, закованные в железо люди – против нас, потомков богов?!
Что можете вы против тех, кто древнее и вас, и меня, и самой земли, по которой вы ходите?!
Вы дерзнули поднять на знамя кабана – что ж, кому, как ни бренину Прайдена, одолеть королевского зверя?!
Как не был велик гнев потомка Касваллауна, как не была велика его сила – но против мощи Отважного и Победоносного легиона он был… тем самым, кто в поле не воин.
Но Каратак был не один: за его спиной стояла древнейшая из сил Прайдена. Нет, больше: всей земли. Всего живого… и неживого, кажется, тоже.
Сила, от которой трепещут даже боги.
Сила, о которую римляне разобьются, как морские волны разбиваются о скалы.
Римляне приближались, но силуры стояли неподвижно. Каратак не понимал, почему они не встретят врагов хотя бы градом камней.
Римляне ближе… еще ближе… сошлись на копейный бросок… силуры не двигались.
И только когда первые пилумы просвистели в воздухе, Каратак понял свою ошибку.
Смертельную ошибку: камень – не – умеет – сражаться
Силуры были детьми того мира, который не ведал войн. Они не умели биться. Борьбу за жизнь они знали – но не более. И сейчас они просто не понимали происходящего.
Они могли броситься на строй римлян, смять ряды, ударами кулаков сокрушить одного, двух, десяток… но не более. Потому что если плоть римлян была живой, но закованной в железо, то силуры были камнем, заключенным в беззащитную плоть.
