— Только не в наше отделение! — быстро перебил я. — А то вдруг заведующий даст ее мне на курацию…
(Сам-то я — давно уж не заведующий).
Главный врач усмехнулся, прищурился.
— Не волнуйтесь. Не в ваше. Через некоторое время будут готовы документы в дом инвалидов, а вы за этот период легко успеете оформить свои бумажные дела. Я помогу. Предварительное согласие исполкома уже имеется. Я напишу соответствующее ходатайство от имени больничной администрации. Подпишут и предместкома, и секретарь парторганизации… Все будет О’кей, дорогой Валентин Петрович.
— Постойте, постойте! — перебил я снова. — А как же родственники? У нее разве нет никаких родственников? Я, предположим, вселюсь, а потом возникнет какой-нибудь, предположим, племянник и скажет…
— Чушь. Никто ничего не скажет.
— Значит — нету родственников?
— У нее есть дочь.
— Вот видите! Дочь предъявит претензии…
— Дочь сама хочет, чтобы кто-нибудь занял эту квартиру. Ясно?
— Нет, не ясно… — пробормотал я. — Что-то давно не встречал я таких благородных родственников, которые могли бы отказаться от квартиры… Кстати, двухкомнатная?
— Да. Двухкомнатная. Третий этаж. Комнаты раздельные, балкон, телефон, ванная и туалет отдельно. Годится?
Вторая волна — чуть поменьше, но так же пьянящая, хлестнула меня и заставила покачнуться.
— Так почему же… — мой голос охрип. — Почему ж эта самая дочь — не хочет сама?..
— Почему, почему. У нее своя квартира отличная.
— Ну, объединились бы с матерью, разменялись бы… мало ли как люди делают. Расширились бы.
— Ей так нельзя, — строго сказал главный врач. — Она из этических соображений не хочет.
— Ага, — кивнул я. — Она не хочет, а мне, значит, можно? Для меня этические соображения — роскошь?
Господи, что я болтаю?.. Зачем?!
Антон Трофимыч нахмурился.
— Валентин Петрович, я вас не понимаю, — сказал он как можно суше. — Вам нужна квартира — или не нужна?
— Нужна.
— Так о чем разговор? Не все ли вам равно — почему дочь не хочет жить с матерью?
— А все-таки — почему?
— Потому что мать — душевнобольная! Потому что она компрометирует свою дочь! Пишет во все инстанции жалобы, заявления… обливает ее грязью, клевещет на нее.
— Привлекли бы — за клевету, — нелепо посоветовал я. — Вызвали бы разок-другой.
— Эх, Валентин Петрович, — и он посмотрел на меня так, будто я был родным и не менее слабоумным братом той старухи. — Мы же с вами — психиатры…
«Мы с вами», — это он хорошо сказал. Круговая порука. Цеховая солидарность.
— Ее много раз вызывали, беседовали — все бесполезно, — продолжал он. — У бабки, вероятно, пунктик — попортить жизнь своей дочери. Именно поэтому — понимаете? — именно поэтому дочь и не хочет пользоваться пустующей квартирой.
