— Боюсь, — сказала Розамунда, — это утомит отца.
— Нисколько, моя дорогая, нисколько, — сказал мистер Уоррен. — С чего бы? Значит, леди Питер, мистер Шаппарель пишет также и вас?
Харриет начала объяснять, что они с Питером только что были в студии, когда Шаппарель перебил:
— Этот мужчина осторожен. Он приехал, чтобы узнать, умею ли я рисовать, прежде, чем согласился на портрет. Я показал свою работу. Нет необходимости интересоваться результатом. Я напишу его жену. Hein? [78] Надеюсь, вы не станете утверждать, что я плохой художник.
— Вы — дьявольски хороший художник, — сказал Уимзи с акцентом на наречии.
— Вам нечего бояться, — ответил Шаппарель с едва заметным акцентом на местоимении.
Харриет заметила, что взгляд Харвелла вспыхнул, как если бы, несмотря на контекст, слова эти напомнили ему, что Шаппарель имеет определённую репутацию не только как художник, но и как мужчина.
Питер спокойно сказал:
— Я это прекрасно знаю, Шаппарель.
Настала очередь Розамунды заметить, как тень пробежала по лицу Харриет. Очевидно, эти неоднозначные фразы имели для неё вполне ясное значение.
— Тогда, — торжествующе заключил художник, — мы начнём наше позирование завтра.
— Вы должны согласовать это с моей женой. Когда дело касается двух трудолюбивых художников, творящих по расписанию... — жестом Уимзи снял с себя всякую ответственность. — Меж двух огней! — Он открыл дверь автомобиля.
Розамунда Харвелл, рискованно сжав пальцами ножку бокала из уотерфордского стекла, испытывала невероятные мучения. Сквозь весёлый барьер беседы, ведущейся между тремя мужчинами рядом с ней, она могла слышать фрагменты того, что её отец говорил Харриет. С абсолютно искренним отсутствием такта он рассказывал о своём тюремном опыте. Харриет, сочувственно склонив темноволосую головку, слушала, проявляя живой интерес. Конечно же, это должно было произойти. Это происходило каждый раз. Если бы только отец спокойно оставался на своём побережье! Без сомнения, там он также распространялся обо всём этом, пока не узнали все. Пока не осталось ни одного, даже просто делающего вид, что это для него новость! Было бы сущим облегчением, если бы Лоуренс потерял терпение и отказал ему от дома. Едва ли можно просить его об этом, но её благодарность была бы искренней.
— Разве вы не согласны, миссис Харвелл?
— О да, абсолютно согласна.
Глаз Шаппареля напоминал острую булавку, которой пришпиливают бабочку к правилке. Мистер Уоррен поглядел на неё, покачал головой и начал поиски носового платка. Он достиг той невыносимой точки, когда оплакивал своё безумие и восхвалял мужество дочери, поступившей на работу.
