Сплюнув в сторону, малик перехватил поудобнее свою саблю и сделал было (под неодобрительные взгляды остальных членов отряда) два шага к этой дочери шайтана, когда с верхней тропы, сбоку, прямо между ними и девкой спрыгнул какой-то странный лысый человек, немного похожий на азара.
И, не обращая внимания на стоящий рядом десяток пашто, нагло игнорируя самого малика и остальных (как будто не считая их за мужчин), обратился прямо к девке.
Впрочем, его дальнейшие слова вызвали у малика скрип зубов и объяснили его поведение, поскольку заговорил этот лысый на девкином родном туркане:
— Саған не болды, қарындас? Қайырлы таң…
(Что с тобой случилось, младшая сестра? (см. прим.) Доброе утро…)
Девка в ответ разразилась длинной речью, перемежаемой слезами и тычками пальцами и кинжалом в сторону десятка пашто.
По мере её рассказа, брови незнакомца всё больше хмурились, пока он в итоге не накрыл её рот ладонью. Вызывая секундное удивление малика и остальных пашто.
А потом незнакомец вообще перебил её со словами:
— Менің артымда тұр…
(Стань у меня за спиной)
После чего задвинул девку к себе за спину, освободил из узелка на спине железную палку. Повернулся к малику и объявил всему десятку на вполне сносном пушту, хотя и перемежая его отдельными словами из соседнего урду (тоже, впрочем, для пашто вполне понятными):
— И как прикажете это понимать, доблестные воины пашто?..
Десяток пашто, и сам малик заодно, на секунду оторопели от неожиданности. Но уже через мгновение удивление дало место облегчению: здоровенный мужик в противниках всё же честнее, логичнее и (что в данном случае главное) привычнее. Чем малолетняя девка.
Что делать с мужиком, стоящим на их пути, воинам пашто говорить было не нужно.
«А там, глядишь, и девку в горячке…», — с облегчением подумал малик.
Десяток, не дожидаясь команд, подобрался и привычно принялся полукругом охватывать азара, отрезая тому возможные пути отступления.
Но странный азара и не думал никуда отступать, поскольку сделал шаг навстречу и продолжил:
— Вы понимаете, что сейчас нарушаете все мыслимые и немыслимые правила? И все божьи законы, как наши, так и ваши?
— Правила тут только мои, — против своего желания втянулся в беседу Керван. — И решаю тут только я, нечестивец! И Всевышнему нет дела до твоего нечестивого бормотания, когда от голода гибнут настоящие люди!
— Да шут со мной, — удивлённо сводит брови вместе азара, указывая глазами себе за спину — Она-то при чём? И её соплеменники? Они с вами одной веры, если что… Скажи уж, малик, правду: что ты — простой разбойник. Поправший и законы гостеприимства, и заветы предков, и Пашто-Валлай. Просто потому, что слаб ты духом. И голод, в трудный час, заглушил в тебе и дыхание разума, и голос совести. Да ниспошлёт Всевышний благость твоим без сомнения несчастным родителям… Породившим такую тварь. — Странный азара пристально смотрит в глаза малику, почему-то совсем не волнуясь.
