реалии
на местный язык. — Жена уехала в ту страну, а я остался в своей доучиваться. Вот и расстались.
— А-а-а, поняла. Ты не захотел переприсягать другому хану и менять войско, — задумчиво переводит для себя историю моего суперкороткого первого брака Алтынай. Тягуче глядя на меня.
— Ну, можно и так сказать…
— А как же правила, обычаи и шариат? — недоумевает Алтынай. — Как жена может бросить мужа? Хотя, ты же необрезанный… а жена была правоверная? Язычница? Кто?
— Ну, сестра, это всё же было весьма далеко и не тут, — не вдаюсь в подробности и детали. — И там вообще не в ходу ни шариат, ни какие-либо другие Книги.
— Страшное, должно быть, место, — ёжится Алтынай, вызывая смех у меня. — Одни язычники и безбожники? Как целые страны могут жить без Истины Всевышнего в сердце?
— Не буду напоминать про единоверцев-пашто, сестра… которым Вера не помешала… — замолкаю на полуслове, ругая себя мысленно, как могу. Из-за украдкой вытирающей глаза Алтынай…
Вот же дебил… Нашёл себе, называется, грушу для битья и оппонента для спора…
Неожиданно для себя, обнимаю свободной рукой Алтынай за плечо и прижимаю к себе. Касаясь губами макушки.
Не выпуская узла на сетке второй рукой.
Как ни странно, срабатывает. И она через полминуты успокаивается.
— Да я понимаю, что по большей части дело всегда в людях, — уже спокойным тоном задумчиво роняет она, отстраняясь. — А не в правилах и законах. Но всё же, Вера — одновременно и освещающий путь свет, и оружие. Наверное, можно обойтись и без. Но, по мне, хорошо, когда это всё есть.
— Кто бы спорил, — не вдаюсь в теологические споры. — Кто бы спорил… Просто, как всякий инструмент, его работа очень во многом зависит от того, в чьих инструмент руках. И я бы не путал Веру и Религию, сестра… А сами руки держащих инструменты очень даже нередко бывают нечистоплотными.
— Ты сейчас так говоришь, как будто у тебя есть конкретные претензии, — с любопытством переключается на другую тему Алтынай. — Подробности будут? Или опять сошлёшься на то, что я ещё маленькая?
— Ну, если говорить об уме, то в сравнении со всеми местными ты просто аксакал, — признаю, ничуть не кривя душой. — А то и пара аксакалов. А что до претензий… Знаешь, пока готов только обозначить в общем и в целом, не указывая ни на кого конкретно.
— Давай, продолжай! — острый палец Алтынай снова впивается безошибочно между моими рёбрами.
— Меня очень настораживает или пугает, когда какая-то группа людей, с одной стороны, проповедует и декларирует разумные и добрые идеи Десяти Заповедей и Семи Недопустимых Грехов, — пожимаю плечами. — Но это с одной стороны. А с другой стороны, когда среди этих самых людей со временем появляется кто-то, зовущий сам себя «Наместником Бога на Земле», «Знамением Аллаха» или «Голосом Аллаха».
