— Ясно.
Искин, прикрыв одеялом бледные ноги, стянул мятые брюки со стула.
Пока он одевался, Баль широкими шагами напряженно мерил узкую комнатку. Размеры помещения были таковы, что своими движениями водитель рефрижератора, казалось, заполнял весь его объем. Всюду были его локти, его колени, его волосы и его нос. Тело его, упакованное в джинсы и жилет, перемещаясь, существовало, по всей видимости, сразу в добром десятке точек пространства.
У Искина заболели глаза.
— Подай мой биопак, — попросил он, протягивая сквозь петли на поясе брючный ремень.
— А где он?
О, благодать, Баль на мгновение остановился, и комната перестала плыть и обрела привычные бледно-желтые цвета.
— В шкафу на нижней полке.
— Понял.
Баль развернулся к шкафу — массивному фанерному сооружению, подпоркой справа которому служили несколько толстых бюллетеней городского статистического бюро. Скрипнув дверцей, он ушел в нутро шкафа с головой.
— Здесь что-то сдохло.
— Это старый запах.
— Понятно. Мерзость. Ага, — Баль, вынырнув, показал Искину толстый, размером чуть больше ладони планшет с выпуклым экраном, — нашел.
— Замечательно, — сказал Искин.
Он принял биопак, поиграл утопленными в корпус кнопками, проверил заряд и дождался надписи «bereit» на экране.
— Все, можем идти.
Баль шагнул в коридор. Искин вышел следом, провернул ключ в замке. По лестнице они спустились на два этажа вниз.
Хорошо, что рано, подумал Искин, прислушиваясь к непривычной тишине. Было, пожалуй, около пяти утра. Никто не ревел, не пел, не кричал, не звенел бутылками, не крушил мебель и не слушал музыку, выкрутив басы.
Плечи Искина покрылись мурашками.
Тусклые лампочки через каждые три метра освещали растрескавшиеся половые плитки и сиреневые стены, разрисованные корявыми черно-белыми граффити и исписанные непристойностями. Правда, встречались и вполне невинные надписи. Например, «Каждый второй четверг месяца я люблю Шакьяруни».
Судя по припискам, кривым столбиком сползающим книзу, Эдварда Шакьяруни, раздающего социальные карточки, в этот день любили многие.
Баль схватил Искина за локоть.
— Леммер, пообещай мне.
— Что пообещать?
— Что ты ее вылечишь.
Искин остановился.
— Я сделаю все, что смогу. Но если девчонка на третьей или четвертой стадии, ее придется сдать санитарной службе. По крайней мере, там есть наноплон.
— А у тебя нет? — с надеждой спросил Баль.
— Нет.
В номере у Баля вовсю крутил лопастями вентилятор на разлапистой штанге. Горели ночник под красным абажуром и плафон под потолком. Пахло табаком и лимонами. На столике под вентилятором шелестел страницами еженедельник «Вильмар». Одна, две, три женские задницы, рекламирующие женское нижнее белье.
