Знавал Иоанн бедные арзамасские монастыри — свой, Введенский, «особный» Троицкий, но Санаксарский удивлял на каждом шагу видимой, неприглядной бедностью. Когда арзамасец пришел в него, у чернецов имелся один сносный кафтан, его надевал тот, кто отправлялся в уездный городок по случившейся нужде. Службу в храме правили чаще в лаптях.
Подивил Иоанна и не очень-то обременительный общежительный устав обители. Однажды он сказал об этом игумену, тот погрозил пришельцу сухим перстом, упредил жесткой правдой:
— В чужой монастырь со своим уставом не ходи!
— Я смуту не затеваю, — поторопился успокоить старика Иоанн. — В смирении явился к вам…
Неожиданно в обители оказались книги, завещанные неким помещиком, и Иоанн много читал. Может, поэтому братия и выделила арзамасца. Внезапно умер иеромонах — лишились умудренного в церковной службе старца, и игумен решил отправить Иоанна в Москву на принятие священнического сана.
Кончалась Рождественская неделя 1692 года.
— Я, перво, к батюшке на глаза… Как раз оказия — обоз идет в Арзамас. Тулупа нет, и сапоги мои истоптались. А потом, сказывают, Москва денежку любит…
— Без денег везде человек худенек… Ладно, слетай в свою отчину. Эк, ты какой торопкой! Челобитье-то наше забери, вот. Не смять бы…
— У меня большая сума кожаная.
Игумен подал свернутую в трубку бумагу и тут же благословил на дальнюю дорогу.
1.
Фёдор Степанович, сухонький, легкий, проворно выскочил из-за стола, обнял и, едва Иоанн на иконы в красном углу перекрестился, едва снял с себя верхнюю одежину и теплые с печи валенки надернул, потащил сына за стол.
— Слава Богу-свету, поставил ты свою пяту на родные стогны. С дороги, с устатку согрейся с нами…
— А матушка где же?
— К родне пошла, попадья звала проведать. А мы вот тут с Нилушкой попустили себе малость…
Из-за стола поднялся пожилой грузный монах с широким красным лицом, черными, как смоль, волосами и громадной бородой с нитями первой седины. Иоанн помнил чернеца из Нижнего, рождением-то он из ближнего села Веригина, доводился отцу дальним родичем. Случалось, иногда встречались вот так, когда Нил оказывался на отчей земле.
… Над столом витали сладковатые воспарения крепкого вареного меда.
Иоанн охотно с дороги хлебал наваристые щи, признался, что послан Санаксарскими монахами в Москву для рукоположения в священнический сан.
Федор Степанович как-то разом засуетился: подливал щец, подкладывал сыну ломти ржаного хлеба, наложил упревшей в печи каши, с молоком торопился… Так же суетливо налил меду гостю и себе. От второй чарки Иоанн отказался.
