— Нашли чево?
— Мельник сказывал: кресты каменные обрели. Шесть крестов отрыли да один медный с выемом для святых мощей…
— Откуда ж в басурманском обиталище кресты?
— Мельник-то сказывал: много сюда полонян из православных приводили. Татаровя сгинули, а наше — кресты отдались русским мужикам…
Жар спадал. Откуда-то снизу, от речек, поднималась тяжелая вечерняя сырость. В лесу стихало, стали ярче, сочнее краски, стволы сосен тяжело бронзовели.
Филарет озаботился:
— Брате, нам бы к мельнику…
— Это у креста-то тебе боязно, ай-ай! — укорил Иоанн.
— Давай костерок запалим да дымокур воскурим… На огонь зверь нейдет — таскай прутовье сухое!
…Огнястое солнце сгорело в жарких стволах сосен, в лесу сразу стало темно и давящая тишина навалилась на молодых монахов.
Иоанн прочитал молитву и просидел у костра до рассвета. Никакой боязни не чувствовал: страх одиночества — его ведь тоже нажить, укрепить в себе надо…
Утром Филарет благодарил:
— Ты меня своей одежиной ночью укрыл… Хоша и на хвойке, да на своей вольке!
Обутрело, а потом скоро и потеплело.
Иоанн попросил Филарета:
— Давай-ка еще походим по горушке, приглядеться хочу.
— Запала в душу?
— Запала! Посмотрю, где келью поставить.
— Ты что, летовать?..
— А ты?
— И не знаю… — робко улыбнулся Филарет и виновато опустил глаза. — Боюсь, прости ты меня. Мы ж пришли сюда на погляд.
— Ладно, шагай!
И опять они шли и царственное величие девственного леса поражало их. Иоанн не сдержался, вскинул руки.
— Тут только Богу молиться!
— Тут вольгота-а… — по-детски открыто радовался Филарет.
4.
Только неделю — малость поболе, не были иноки в Арзамасе, а как же соскучились по городу и по родной обители! Иоанн недоумевал: вроде их ничуть не тяготит знакомое многолюдье, эта извечная суета сует. И, торопливо поддавшись всему мирскому — навязчивому, они захотели за монастырские ворота в первый же базарный день: в Арзамас пришел сергачский ходебщик.
Северное, нижегородское Поволжье издавна прослыло на Руси вожатыми ученых медведей. Веселый промысел обжился в Сергачской округе, одно время являлся едва ли не для большинства тамошних мужиков основным занятием. Здешнюю выучку медведей неизменно хвалили.
Обычно выход на промысел из родных мест начинался с августа и длился до Петрова, а то и до Ильина дня следующего года. Медвежатники уходили на заработки далеко — дорога приводила их до отдаленных городов, даже до Польши.
… Игумен Тихон выслушал сбивчивую просьбу Иоанна и неожиданно помолодел своими усталыми стариковскими глазами.
