Почему-то одна фраза словно держала его на привязи, он перечитывал ее вновь и вновь: «…Предполагаемое время наступления смерти — между часом и двумя часами ночи…»
Между часом и двумя… Это как раз то время, когда Миэ уходила. Интересно, где она была?.. Тацуо вспомнил ее слова: «Тебя очень беспокоит моя сестра? Что ж, пойду посмотрю, как она там». Может быть, она действительно пошла к сестре?.. Если так, то, значит, Суми в это время была еще жива?..
Мысли неотвязно крутились вокруг этого. Одно предположение сменялось другим. Чего только в голову не приходило!
«…Если бы Миэ подольше задержалась у сестры, возможно, дурного бы не случилось…
…Быть может, неожиданный приход Миэ послужил поводом для ссоры между влюбленными. Разразился скандал, и этот самый студент, как его… Оотагаки, в пылу гнева убил Суми…
…Миэ, придя домой, увидела убитую сестру, перепугалась и вернулась к нему…
…Нет, последнее невозможно. Очевидно, Миэ вообще туда не ходила. Если бы она увидела убитую, то рассказала бы ему… И уж во всяком случае, не смогла бы так спокойно спать…»
Наконец он пришел к выводу, что все равно ни до чего путного не додумается. Надо встретиться с Миэ. Только тогда откроется истина.
Тацуо попытался отделаться от мучительно-навязчивых мыслей, хотел прогнать черную боль, копошившуюся внутри. Разложил принесенные с работы бумаги, занялся делом. На какое-то время отвлекся, но перехитрить боль не так-то просто. Комок в горле вроде бы исчез, но чернота выпала в осадок, и избавиться от него он так и не смог.
Поздно вечером, когда пришла Миэ, ничто не изменилось. Саднящее чувство не проходило, мешая ему откровенно поговорить с девушкой. А когда она упомянула про алиби, черный осадок всколыхнулся, и боль снова встала комом в горле. Тацуо целовал и ласкал Миэ словно бы по принуждению.
Наконец он решился заговорить:
— Послушай, Миэ… Ты вчера ночью ушла от меня. Где же ты все-таки была? — В ее глазах на миг отразилось такое отчаяние, что Тацуо поспешно добавил: — Я еще утром хотел спросить тебя, но ты так крепко спала.
— Понятно! Вы изволите меня подозревать, — с надрывом произнесла Миэ.
И Тацуо понял, что наступает критический момент. Подчеркнутая вежливость у нее обычно бывала прелюдией к истерике. И действительно, она начала кричать:
— Не хочу… не хочу… не хочу… Не смей так думать!..
Уткнувшись в его колени, Миэ дрожала и извивалась, а он тихо гладил ее по спине. Внезапно она выпрямилась и посмотрела ему прямо в глаза. Он невольно отвел взгляд.
