Правовой контроль, следовательно, в первую очередь, хотя и не исключительно, есть контроль посредством указаний, которые в этом двояком смысле являются общими. Это первая черта, которую мы должны добавить к простой модели с грабителем, чтобы она воспроизводила для нас характеристики закона. Круг лиц, подверженных воздействию, и тот способ, которым этот круг указывается, могут изменяться в зависимости от различных правовых систем и даже в зависимости от различных законов. В современном государстве обычно понимается, что, в отсутствие особых обозначений, сужающих или расширяющих класс, его общие законы распространяются на все лица внутри территориальных границ этого государства. В каноническом праве присутствует сходное понимание того, что обычно все члены церкви находятся внутри области действия ее права, за исключением того случая, когда указывается более узкий класс. Во всех случаях сфера применения закона является вопросом интерпретации частного закона, где помогают такие общие понимания. Стоит здесь заметить, что хотя юристы, и Остин среди них, говорят иногда о законах, обращенных[14] к группам лиц, — это вводит в заблуждение, предполагая параллель ситуации «лицом - к — лицу», которая реально не существует и не имеется в виду теми, кто использует эти выражения. Приказ людям делать какие-то вещи — это форма коммуникации, и она действительно предполагает «обращение» к ним, то есть привлечение их внимания или принятие шагов, чтобы привлечь его, но принятие законов для людей этого не делает. Таким образом, грабитель одним и тем же выражением — «Давай эти банкноты» — выражает свое желание, чтобы клерк сделал нечто, и действительно обращается к клерку, то есть делает то, чего вполне достаточно для того, чтобы клерк обратил свое внимание на это выражение. Если бы грабитель не сделал последнего, а просто произнес те же слова в пустой комнате, он бы вообще не обратился к клерку и не приказал бы ему сделать что-либо, мы могли бы описать эту ситуацию как такую, где грабитель просто произнес слова: «Давай эти деньги». В этом отношении законотворчество отличается от приказания людям делать нечто, и мы должны принимать в расчет это отличие, используя эту простую идею в качестве модели права. Действительно, может оказаться желательным, чтобы законы, после того как они были приняты, как можно скорее были предложены вниманию тех, к кому они применяются. Цель законодателя при создании законов была бы не достигнута, если бы это обычно не делалось, и правовые системы часто обеспечивают это с помощью специальных правил, касающихся обнародования. Но законы могут быть полноценными законами и до того, как это сделано, и даже если это вовсе и не сделано. В отсутствие особых правил, предписывающих противоположное, законы являются валидно принятыми, даже если тем, кто подлежит их действию, приходится самостоятельно искать, какие законы были приняты и к кому они относятся. Что обычно имеется в виду теми, кто говорит о том, что законы «обращены» к определенным лицам, — так это то, что существуют лица, к которым отдельный закон применяется, то есть от кого он требует вести себя определенным образом. Если мы используем здесь слово «обращен», нам, может, не удастся заметить важную разницу между принятием закона и отдачей персонального приказа, а также мы можем спутать два различных вопроса: «К кому этот закон применяется?» и «Кому он был оглашен?»
