Вечером Гендерсон устроил официальный обед, на котором присутствовали фон Бломберг, Шахт, Боле, Фрик, южноафриканский посол и многие другие. После обеда я имел продолжительную беседу с Бломбергом. Естественно, он был весьма дружелюбен и абсолютно откровенен. Суть его разговора заключалась в том, что вопрос о колониях в действительности является второстепенным. Жизненно важными вопросами для Германии, в силу роста численности ее населения и ее расположения в центре Европы, являются те вопросы, которые касаются ее позиций в Центральной и Восточной Европе. Если все будут уклоняться от решений острых проблем, то когда-нибудь должен произойти взрыв. Чего бояться Франции? Германия ничего не хочет от нее, ни от ее заморской империи — исключением является вопрос о колониях, который, по его словам, имеет второстепенное значение. Но, поскольку Франция пользуется влиянием и обладает властью в Западной Европе и в районе Средиземноморья, она должна признать за Германией право иметь аналогичные позиции в Центральной Европе. Насколько им известно, Чехословакия — по его словам (он мог заверить меня самым серьезным образом), является аванпостом России, и никто — даже французы — не любит ее.
Шахт — интересная личность, и в связи с тем, что он покидал свой экономический пост на следующей неделе, разговаривал весьма откровенно. Необходимо не допустить, чтобы снова закрылась вновь открытая в настоящее время дверь. Если мы собираемся вести переговоры, то не разумнее было бы назвать их «экономическими» и обсуждать под этой вывеской то, что нам нравится. Это не вызвало бы у людей такого волнения, как в случае, если им сказали бы, что переговоры, несомненно, носят политический характер. «Если вы хотите обсуждать вопрос „А“, иногда неплохо сказать, что вы будете обсуждать вопрос „Б“. Его интересовал главным образом вопрос о колониях. Они не хотят или не очень хотят возвратить себе расположенные в океане острова. Науру, Каролинские острова и т. д. или Юго-Западная Африка, или, вероятно, Самоа находятся „слишком далеко“. Они признают наши особые трудности, связанные с Танганьикой. Поэтому остается западное побережье Африки. По его мнению, Того и Камерун можно было бы возвратить под суверенитет Германии и отторгнуть кусок территории от Бельгийского Конго и Анголы, предоставив ему статус подмандатной территории.
Я поинтересовался, что заставляет его считать, что Португалии или Бельгии понравится такой план? На это он мне сказал, что в свете политики умиротворения их можно было бы убедить в разумности плана, а нам можно было бы рассмотреть возможность частичной компенсации потерь Португалии путем предоставления ей части территории Танганьики на восточном побережье к северу от Лоренсу-Маркиш. Или же можно претворить в жизнь некую идею о создании организованной на основании правительственной концессии международной компании для отторжения территории на западном побережье; это — легче для Португалии; Соединенные Штаты могут присоединиться, а Германия могла бы иметь долю, равную 51 проценту. Гитлер захочет дать гарантии в отношении негритянских армий и т. д., и подобную идею, возможно, было бы легче осуществить с точки зрения уважения интересов местного населения. Мы упустили возможность (созданную Гитлером) год назад, когда он беседовал с Блюмом; и Гитлер очень хорошо прочувствовал нашу неспособность оценить его щедрый жест в вопросе военно-морского соглашения. Он, не колеблясь, сказал, что он (Шахт) был против того, чтобы он сделал это для нас ни за что. Такого же мнения придерживался и фон Нейрат. Однако Гитлер настойчиво утверждал, что он хочет убедить нас в своих честных намерениях и в желании быть друзьями. Давайте не забывать (и фон Бломберг говорил то же самое), что Гитлер в значительной степени руководствовался тем, что подсказывает ему сердце, и что доверие рождает доверие».
