Лишь второй раз за последние сто лет (после Собора 1917–1918 годов), а, может, и за всю свою тысячелетнюю историю, Русская Церковь смогла спокойно и свободно посмотреть на свою внутреннюю жизнь и на внешний мир. На этот раз она открыто сказала: мы готовы к диалогу. Но этот диалог мы будем вести не ради самого диалога и не ради удовлетворения контролирующих и рецензирующих инстанций. Мы его будем вести ради свидетельства о нашей системе ценностей. Мы свободны в выборе своей веры, но несвободны в деле ее реформирования (ибо не мы создали православное христианство — не нам его и ревизовать). И потому при диалоге с миром мы честно свидетельствуем о том, через какие пределы мы переступать не будем, где — предел наших возможных уступок… Так, например, Собор, честно вызывая на себя… нет, не огонь, а лай "демократической прессы" — признает: да, мы хотели бы видеть христианские ценности проникшими во все поры человеческой жизни. Мы хотели бы видеть и общественную и государственную жизнь просветленными Евангелием. Мы действительно храним теплую память об идее православной монархии. Но мы понимаем, что сегодняшние политические реалии далеки от наших желаний. Но мы не бунтуем против этих реалий. И честно говорим, почему мы их принимаем — потому что "принцип свободы совести оказывается одним из средств существования Церкви в безрелигиозном мире, позволяющим ей иметь легальный статус в секулярном государстве и независимость от инаковерующих или неверующих слоев общества"… Очень многое в "социальной концепции" написано не от лица сообщества людей, стремящегося к власти, а от лица сообщества, готовящегося к новой волне гонений на себя…
В дискуссиях же о прославлении Царской семьи мне хотелось бы обратить внимание недоумевающих на одно обстоятельство: это канонизация именно семьи… В православных святцах, как ни странно, очень мало примеров святых семей. Наши святые — это в основном монахи и епископы. Или же это мученики, которые хотя и были мирянами и семейными людьми, но именно об их семейной жизни мы почти ничего не знаем. И вот перед нами пример семьи, которую действительно можно назвать христианской. Это не бездетная семья о. Иоанна Кроншадтского, но семья со множеством детей. И — что особенно дорого — нам известны внутренние отношения в этой семье: дневники и внутренняя переписка, не говоря уже о свидетельствах близких людей. Даже злейшие ненавистники Николая Второго не смели упрекнуть его семейную жизнь… А это значит, что перед глазами семейных христиан теперь могут стоять не только библейские семейные пары, но и почти современная семья. Может быть, и в чине венчания вскоре появятся новые имена — рядом с именами Авраама и Сарры, Исаака и Ревекки, Иакова и Рахили появятся имена Николая и Александры…
