Многие песни «Алисы» построены на вопрошании, призывах и обращении к слушателю и как к конкретному индивидуальному «я», и как к целому поколению («Эй, ты там, на том берегу», «Ко мне!», «Мое поколение», где имеет место прямое обращение: «Эй, ты там, на том берегу! // Расскажи, чем ты дышишь и чем живешь…»; «Эй, поколенье, ответь — // Слышно ли нас, слышно ли нас? // Мы здесь!»).
Более того, общение с аудиторией на концертах Кинчева, представляющих альбомы «православного» периода творчества, нередко осуществляется в формах, близких богослужебному типу вербального взаимодействия (ср.: «„Христос Воскрес!“ — крикнул трижды Константин. Зал же в свою очередь троекратно ответил: „Воистину Воскрес!“» [252]). Ср.: «Я всегда звал людей за собой. Звал неосознанно, и в результате многие люди заблудились. Теперь я тоже зову, зову в том числе и тех, кого когда-то завел не туда» [255]. Взаимоотношение «я-ты» на текстуальном уровне можно охарактеризовать как взаимодействие неравноправных субъектов: «я» превалирует над «ты», что выражается в частом употреблении повелительной формы глагола. Приоритет «я» выступает в качестве средства и способа утвердить принадлежность «ты» и «я» к «мы», где «я» предстает лишь как «первый среди равных».
Данная особенность проявляется, например, в заглавиях песен: «Мы держим путь в сторону леса», «Эй, ты, там», «Мы вместе», «Мое поколение», «Ко мне», «Солнце за нас». В «доправославный» период творчества основой единства и соотнесения себя и другого с «мы» является противопоставление «мы-они», равно как и «мы-Оно».
В период после 2003 г. основой единения становится преимущественно религиозный фактор, единство вероисповедания («Православные», «Званые», «Небо славян», «Непокорные», «Крещение» и пр.).
Специфика взаимоотношений «я-ты»
Специфика диалога с Высшим Собеседником (Ты) у Кинчева проявляется в следующем. Так, его лирический герой, подобно герою Дягилевой, сопоставляет себя не с самим Христом, а, скорее, с наблюдателем, визионером, на что прямо указывается в текстах песен: «Полупаук, полулебедь, я шагнул в ночь, // Чтобы сложить костер в честь Лысой горы» («Танцевать»); «К несчастью, я слаб, как был слаб очевидец // Событий на Лысой горе» («Мое поколение»).
Христология, соотношение своей судьбы с участью Мессии, в текстах выражена матово, неярко: в мотивах жертвенного колоса (зерна) («Туда, где ждут снять урожай, // Я ухожу, не провожай» («Плач»)), сгоревшей звезды («По земле песней лететь от окна к окну // И упасть черной звездой к твоим ногам» («Пасынок звезд»), правдоискателя («В боях за правду и за любовь слетит моя голова») и т. п.
