Последний является «социализированным» вариантом трикстера, он пытается показать условность и необязательность всех социальных норм, изнанку и фальшь мира официальной культуры и предлагает выход за ее пределы. С одной стороны, трикстер предстает как «теневая фигура, действующая антагонистически по отношению к личностному сознанию», как «коллективный теневой образ, воплощение всех низших черт индивидуальных характеров» [145, с. 277], с другой же стороны, в силу статуса аутсайдера, маргинала, трикстер предстает как фигура трагическая, жертвенная: «Вакджункага странствовал по этому миру и всех любил. Он всех называл своими братьями, но его в ответ оскорбляли. Он никого не мог одолеть. Каждый норовил подшутить над ним» [146, с. 211].
Сатира и насмешки трикстера над сакральным связаны с т.н. «кризисом божественного» — трикстер посредством осмеяния (обращенная этикетность богохульственных праздников, вербальное святотатство) обновляет «износившихся богов».
Суть трикстера, по Е. М. Мелетинскому, составляет «некий универсальный комизм, распространяющийся и на одураченных жертв плута, и на высокие ритуалы, и на асоциальность и невоздержанность самого плута. Этот универсальный комизм сродни той карнавальной стихии, которая проявляется в элементах самопародии и распущенности, имевших место в австралийских культовых ритуалах, римских сатурналиях, средневековой масленичной обрядности, „праздниках дураков“ и др.» [147, с. 27].
В лице трикстера мы видим некую пра-модель антагониста, имеющего демонически-комическую природу «в чистом виде». Все дальнейшие его реализации (в культуре — мим, шут, арлекин, паяц, вагант, скоморох, дурень и др.; в сфере мировой литературы — Рейнеке-Лис, Тиль Уленшпигель, Ганс-Колбасник и пр.)22 оказываются так или иначе «отягощены» осознанием противопоставленности смехового мира и серьезного. Отсюда — демонстративная злободневность, социально-политическая окрашенность, элементы дидактизма и морализаторства под маской мнимого безумия, жертвенное и аскетическое начала. С течением времени у «последователей» трикстера мы наблюдаем всю большую противоречивость в сочетании черт богохульника и самоизвольного мученика, насмешника и осмеиваемого в одном лице, их заострение до предельной степени. «Преемниками» трикстера являются шут23, скоморох24, юродивый [см.: 149]. Если шут и скоморох — это явления светской культуры, то юродивый — фигура, которая находится по ту сторону власти и государства и принадлежит культуре церковной
