— Толь, такси… — жалобно простонала мама, натягивая плащ.
— Да погоди ты! — Папа дернул плечом, наклонился к Лизе еще ближе. — Мне сказали, его сегодня собирались змее скормить, а я успел. Спас его, Лиз. Для тебя спас.
Лиза не понимала, о чем он говорит. Смотрела, как текут по папиным щекам слезы, как краснеет его длинный красивый нос, и не могла понять. Как можно спасти шарф? Как могут скормить его змее? Но спросить не выходило, в горле бурлили слезы, только открой рот, и они тут же вырвутся наружу, затопят прихожую, подъезд и дом. Затопят бабушку, скупо крестящуюся у двери, маму, тоже начавшую плакать, папу, который уже поднялся с корточек и подхватил первый чемодан, саму Лизу и даже шарф, а ведь его теперь придется беречь.
Как родители усаживались в такси, Лиза не видела. Бабушка все звала ее помахать маме на дорожку, но она не пошла. Осталась в прихожей, дышала тяжело, со всхлипами, но не плакала. Смысл плакать, если самое страшное уже свершилось?
Скомканный шарф продолжала держать в руках, просто забыла о нем. А когда вспомнила, то хотела положить на полку к остальным вещам, но что-то в нем вдруг заворочалось, пискнуло и поползло наружу. Лиза закричала бы, да голос сел от непролитых слез. Она осторожно опустила сверток на тумбочку и притихла.
Первым из шарфа показался маленький розовый носик. Он осторожно зашевелился, принюхиваясь. Потом показались длинные усы, за ними — острая мордочка. Черные глазки-бусинки внимательно посмотрели на Лизу. Видимо, Лиза им понравилась, и дело пошло быстрее. Крыс оказался маленьким и тощим, сам серый, а лапки в белых носочках. Хвост толстый и голый, теплый на ощупь. Лиза обстоятельно потрогала и его, и впалые бока, и широкий лобик. Крыс фыркал, но терпел.
— Котик, — удовлетворенно подвела итог Лиза и наконец заплакала.
Бабушка к хвостатому чудовищу не подходила. Тихо ругалась себе под нос, но в странную дружбу, случившуюся у Лизоньки и крыса, не вмешивалась. Плакать перестала сиротка ее бедная, и то хорошо. Сироткой себя Лиза не ощущала, только время без родителей вдруг застыло, стало рыхлым, как снег в марте. Лиза вязла в нем, терялась в днях, подсчитывала их по клеткам в дневнике, но уже на следующее утро не могла вспомнить точно, сколько же прошло. Удобнее всего было считать по переводам.
Три. Скоро четвертый.
Жизнь вошла в размеренную колею. Лизонька вставала по будильнику, кормила Котика, собиралась и вместе с бабушкой шла в школу. Уроки пролетали быстро, успевай только домашку записывать. А вечером можно сидеть в родительской комнате, читать папины непонятные книжки, укрываться маминой шалью, а если совсем уж невмоготу, утыкаться лицом в подушки, помнящие их тепло. Котик такие вечера проводил рядом с Лизонькой, бегал по спинке дивана, нюхал розовым носиком обивку, но не грыз.
