Поп на мерсе | страница 17

В полной тишине прошло около получаса. Какие-то тени, видимо, летучие мыши, проносились над машиной. Тяжело ухнула сова. Еж и алабай продолжали стоять.

Лучи утреннего солнца появились на горизонте. Из кустов вышел серый конь и медленно пошел по траве в сторону реанимобиля. Конь безмолвно приближался все ближе, уже были видны его горящие безумные глаза, раздувающиеся ноздри, огромные желтые зубы… Ужас сковал медиков.

Вдруг конь развернулся и поскакал назад в кусты. Трава поглотила ежа и алабая. Где-то вдали послышался петушиный крик. Морок закончился.

Наконец из кустов выехал «Кайрон». Дедушку доставили в целости. Конечно, он не умирал и умирать не собирался, но диарея у него была, поэтому Вторая инфекционная больница стала конечным пунктом маршрута.

Обратно ехали в полном молчании. И только на подстанции Виталик сказал:

– А знаете, ребята, о чем я думаю?

– О чем? – спросил Гарик.

– Хорошо, что не пришел медвежонок…

(из воспоминаний о старой скорой)

История эта очень старая, так что кое-кто ее, конечно, знает. Но не вспомнить ее нельзя.

В старые времена бичом скорой помощи были бабки. Не в смысле «деньги» и даже не просто старые женщины, а бабки как социальная группа. Так на скорой называли постоянно вызывающих старух, не имеющих никаких объективных поводов для вызова именно скорой. А вызывали они регулярно, иногда по несколько раз в день. Если учесть, что квартиры у них часто не благоухали розами, проживали они, как назло, на пятых этажах пятиэтажек без лифта, а любимым временем вызова было примерно полтретьего ночи, то отношение к ним сотрудников было сами понимаете какое.

Нет, конечно, не все бабки были так ужасны. Вот у нас напротив подстанции Вера Григорьевна жила. Душевнейший человек. Чаем напоит, про войну, как она начальником гаража была, расскажет. У нее можно было тихо отсидеться, спокойно написать карточки, а иногда и вздремнуть полчасика. И вызывала всегда до полуночи, ибо ночью надо спать.

Но та бабка, про которую я хочу рассказать, на Веру Григорьевну нашу была не похожа. Даже наоборот, была ей полной противоположностью, ибо вызывала несколько раз за день и за ночь по совершенно пустяковым поводам.

Но самое главное было то, что она постоянно жаловалась, и письменно, и устно. Жалобы летели в ГУЗМ (так называлось тогда медицинское ведомство Москвы), в Минздравы – и РСФСР и СССР, в прокуратуру, в Верховный Совет, во все партийные инстанции – от райкома до ЦК КПСС. А уж телефоны заведующего ближайшей подстанцией и старшего врача оперотдела она знала наизусть. Ночью разбудишь – тут же выпалит.