Самые трудные дни | страница 49



Я не поверил. Какой тут может быть немецкий генерал?

— Не верите, товарищ командир? Идемте с нами.

Приоткрыв дверь блиндажа, один из связистов включил фонарь, другой держал наизготовку автомат. В первый момент я и сам был готов признать правоту ребят, но, всмотревшись, рассмеялся. На вешалке висела новенькая генеральская шинель, возможно, приготовленная для победного парада в Сталинграде, над ней — такая же щегольская фуражка. Мы вошли в помещение какого-то видного командира. В кармане шинели перчатка, очки. На походном столике тикали маленькие часики. Видимо, бедный генерал так спешил унести ноги, что успел взять только одну перчатку. На стене — карта Сталинграда, под столом — чемодан, термос и другие предметы обихода. Под подушкой — фотография пожилой женщины. Только теперь она улыбалась не генералу, а мне.

Отдав распоряжение, чтобы здесь все сохранилось, как есть, я поспешил на КП, который находился в блиндаже. Вскоре сюда вошел Аксенчиков. Сбросив на ходу полушубок, он устало сел, задумался. Потом как-то исподлобья взглянул на меня, тряхнул головой.

— Спасибо за службу! Ты, конечно, не представляешь, что сделал «Олень» для нормального разворота «Носорога». Ладно, об этом потом… Самых отважных представь к награждению. Тела Филатова и погибших с ним танкистов отправлены в Сарепту. Похороны взяла на себя врач госпиталя. Она хочет повидаться с тобой.

«Анна Федоровна», — мелькнула у меня мысль.

— Приступай к своему делу, — продолжал полковник. — У нас появились «больные» танки, броневики. Все, что можно, нужно срочно вернуть в строй. Действуй! Большим ремонтом займется тыл.

…Начиналась пурга. Солнце спряталось за снегопадом, по степи катились волны поземки. Вокруг все потускнело.

Аксенчиков, показав Воронину место на карте, коротко бросил:

— КП передвинуть сюда. Я буду там.

— Тулов доложил, что полк отдохнул и готов действовать, — сказал Воронин.

— Через час прикажи ему выйти в полосу «Носорога».

— Павел Алексеевич, — сказал поспешно Смолеев, — надо бы передать командирам частей об успехе наступления.

— Вот ты и передай, Ефим Иванович, и объясни, что до Калача осталось сорок шесть километров, что фашистов нужно бить еще крепче.

На второй день мы с радостью узнали, что 26-й танковый корпус Юго-Западного фронта разгромил часть сил румынской танковой дивизии, стремительным продвижением ночью внезапно захватил немецкую понтонную переправу через Дон и переправился на левый берег. В то же время 4-й танковый корпус, переправившись выше Калача через Дон, стал с боем расширять оперативный простор для удара с севера.