– Ах вот вы где, леди Кут… Сэр Освальд спрашивал вас.
– Ах, так… иду. Иду к нему без промедления, мистер Бейтмен. – С этими словами леди Кут поспешила из комнаты.
Руперт Бейтмен, личный секретарь сэра Освальда, покинул ее другим путем – через французское окно, за которым по-прежнему нежился на солнышке Джимми Тесайгер.
– С утречком, Понго, – проговорил тот. – Ты хочешь сказать, что мне нужно идти и составить приятную компанию этим несносным девицам… Сам-то пойдешь?
Бейтмен отрицательно качнул головой и торопливым шагом пересек террасу, направляясь к двери в библиотеку.
Джимми проводил его удалявшуюся спину ухмылкой. Они с Бейтменом учились в одной школе, где Руперт, серьезный очкастый мальчик, заслужил прозвище Понго, неведомо по какой причине.
Понго, рассудил Джимми, и по сю пору остался в точности таким же ослом, каким был в те времена. Слова «Жизнь живая! Жизнь серьёзна!»[1] могли быть написаны специально для него.
Зевнув, Тесайгер не спеша прошествовал к озеру. Девицы уже были там, все три – совершенно обыкновенные; две с темными, стриженными «под фокстрот» головками, и третья со светлой, также стриженной «под фокстрот». Та из них, которая хихикала больше других (по его мнению), звалась Хелен; вторая откликалась на имя Нэнси; третью же, по неведомой причине, звали Чулочки. Общество девушек разделяли два его друга, Билл Эверсли и Ронни Деврё, исполнявшие чисто украшательские функции в Министерстве иностранных дел.
– Привет, – проговорила Нэнси (а может быть, и Хелен). – Это Джимми. А где этот, как его там?
– Не хочешь ли ты этим сказать, – заявил Билл Эверсли, – что Джерри Уэйд по сю пору не встал? С этим надо что-то делать.
– Если он будет и дальше настолько неаккуратным, – проговорил Ронни Деврё, – то однажды останется вообще без завтрака – и когда скатится вниз, окажется, что уже настало время ланча или чая.
– Это просто стыдно, – продолжила тему девица, прозывающаяся Чулочки. – Потому что досаждает леди Кут. Она с каждым днем становится все более похожей на курицу, которая хочет снестись, но не может. А это очень плохо.
– Давайте вытащим его из постели, – предложил Билл. – Пошли, Джимми.
– О нет! Тут нужны более тонкие меры, – возразила девица по прозвищу Чулочки. Два этих слова, «тонкие меры», очень нравились ей, и она часто пользовалась ими.
– Я этих тонкостей не понимаю, – проговорил Джимми. – И потому ничего другого не могу предложить.
– Давайте все вместе решим, что нужно сделать, и исполним свои намерения завтра утром, – без особого интереса проговорил Ронни. – Например, поднимем его в семь утра. Весь дом потрясен. Тредвелл теряет свои фальшивые бакенбарды и роняет чайник. С леди Кут происходит истерика, и она падает без сознания в объятья Билла – нашего тяжеловоза. Сэр Освальд говорит «ха!», и котировки стали взлетают на пять восьмых пункта. Понго проявляет свои эмоции тем, что роняет свои очки и наступает на них.
