— Как сходили?
— А сам не видел?
— Видел. Ты лучше свои впечатления скажи.
— А что сказать… Если в двух словах, такое впечатление, местным плевать на войну, плевать, кто победит. Лишь бы их не трогали. Не всем, но большинству. По мне так зря я в тот городок полез, если б знал, то понаблюдал издали да ушел.
— Ты прямо льешь воду на мельницу моей теории.
— Альберт, ты теоретиком заделался? — усмехнулся Хромов.
— Заделаешься тут… Впрочем, это логично, — похоже, данная стопка была у Хинштейна сегодня далеко не первой. — Эти места отошли к Союзу недавно. Когда поляков замиряли.
Он кинул в рот еще кусочек сала и, монотонно двигая челюстями, уставился в одну точку, будто задумавшись о чем-то. Сергей понаблюдал за ним, а потом вывел из нирваны:
— Что за теория-то? Просвети.
— Да простая. Надо отсюда двигать, и поскорее. И Мартынов делает большую ошибку, встав здесь.
— Объяснись, — разговор моментально перестал нравиться, но выслушать Хинштейна стоило.
Тот кивнул и налил себе еще — на этот раз чая. Отхлебнул из кружки, чуть поморщился, ожегшись:
— Тут все просто. Мы сейчас находимся в неприятном месте, которое связывает нас по рукам и ногам.
— В смысле?
— А ты сам подумай. По сути, можно находиться на своей территории, где при необходимости можно рассчитывать на помощь местных жителей. Или на вражеской, где стреляешь во все, что движется, и ограничение лишь патроны, здравый смысл и совесть. Так?
— Ну, если очень грубо…
— Вот видишь. А здесь территория вроде и своя, то есть все ограничения на нас накладываются, и население в большинстве такое, что как по враждебной земле идем. Не, ты как хочешь, а я считаю — надо или вперед, или назад.
— Вообще-то, насколько я помню, здесь будет вполне себе партизанский край, — осторожно заметил Сергей.
— Будет, месяцев через несколько, когда немцы местных прижмут хорошенько. Но нас вполне могут прихлопнуть, как мух, еще раньше.
Хромов задумался. В словах товарища был определенный смысл. А с другой стороны, полковник вроде бы предполагал остановку лишь на время ремонта техники. На это Хинштейн тут же возразил, что нет ничего более постоянного, чем временное. И опять в его словах был смысл. Хромов вздохнул:
— Ладно, черт с тобою, золотая рыбка. Три дня. Если за это время не выступим отсюда, то соберемся все вместе и будем решать. Против коллектива Мартынов не пойдет.
— Договорились, — кивнул Хинштейн.
— Но если у полковника серьезные аргументы остаться, я против него не пойду.
