Записки, мемуары — все-таки не что иное, как обдуманное воссоздание жизни. Письма — это самая жизнь, которую захватываешь по горячим следам ее. Как семейный и домашний быт древнего мира, внезапно остывший в лаве, отыскивается целиком под развалинами Помпеи, так и здесь жизнь нетронутая и нетленная <…> еще теплится в остывших чернилах[2].
История этой публикации началась, как нередко начинаются подобные истории, — со случайной архивной находки. Несколько лет назад в фондах учреждения с романтичным названием «Тайный государственный архив Прусского культурного наследия» в Берлине мне попались папки листков с конвертами, исписанных русской скорописью середины XVIII века. Жизнь с тех пор не стояла на месте. Прошел 250-летний юбилей главного события, о котором пойдет речь, — войны, называвшейся современниками Прусской, а потомками Семилетней (1756–1763), и 300-летие ее главного героя, прусского короля Фридриха II. Оба юбилея оставили после себя богатые плоды исследований. Но не у нас. В России эта война по-прежнему остается в числе «незнаменитых». Временные всплески интереса к ней в прошлом были, как правило, индикатором наших предстоящих или уже разразившихся конфликтов с потомками «Федора Федоровича» (как именовали Фридриха II участники Семилетней войны)[3]. Угас даже наметившийся было государственный интерес к созданию нарратива о первом включении Восточной Пруссии alias Калининградской области в состав остальной России в 1758–1762 годах[4].
Лакуна закономерна, ибо затяжная война с непонятными целями не была популярной у современников и наносила, по их разумению, «великий государственный вред»[5]. В итоге, по общему мнению, выраженному в мемуарах А. Т. Болотова, «народа погублено великое множество <…> без малейшей пользы для любезного отечества нашего»
