Какие события в жизни человека являются самыми значительными? Безусловно, рождение и смерть. Поскольку начать мемуары с описания своей смерти я сочла излишне экстравагантной данью постмодернизму, то выбрала консервативное начало – рождение.
Я родилась в Ленинграде, в разгар весны. Этот день совпал с кануном 1 мая, по коему поводу одна шестая часть суши была нарядно декорирована лозунгами, плакатами и портретами угрюмых мужчин с низкими лбами. Среди цветов преобладал красный, среди звуков – бравурные марши, среди запахов… Впрочем, достаточно упомянуть, что население великой страны обильно выпивало.
Когда американцы, мои новые соотечественники, задают астрологический вопрос, под каким знаком зодиака я родилась, я отвечаю: Taurus, или бык. На самом деле я родилась под знаком четырех.
Четверо в профиль – Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин – трепетали над входом в Ленинградский институт акушерства и гинекологии им. Отто, куда мама прибыла с целью меня родить. В этот день врачи и медсестры готовились ликовать со всем советским народом. Запершись в ординаторской, они посасывали этиловый спирт и закусывали бутербродами с крутым яйцом и балтийской килькой. Мамины вопли отвлекли их ненадолго. Подбежав к роженице, они увидели, что младенец застрял в пути, проявляя неуместное упрямство. Персонал начал дружно вытаскивать меня из чрева. Чем они орудовали? Плоскогубцами? Сахарными щипцами? К сожалению, я не проследила, но похоже, что инструмент не имел отношения к медицине. Ухватились они, как и полагается, за голову и, к прискорбию моему, легонько ее покалечили…
Итак, накануне всенародного торжества родилась я длиной 43 сантиметра и весом около 2 килограммов, с перекошенной физиономией, что в медицинских кругах именуется «паралич лицевого нерва».
Акушерка сполоснула меня в тазу и поднесла к роженице.
– Боже милостивый, страшила какая! – прошептала в ужасе бедная мама.
– Да уж не страшнее тебя! – огрызнулась добрая женщина, прижимая меня к ордену Ленина на своей груди, отчего на новорожденной щечке образовалась заметная вмятина, связавшая меня ненужными узами с основателем первого в мире социалистического государства.
Насчет «уж не страшнее тебя» – бесстыдное вранье. Мои родители были очень красивой парой и вполне могли рассчитывать на ребенка приличной наружности. Поэтому, услышав мамину реплику, я не на шутку обиделась. Более того, я уверена, что этот эпизод, интерпретированный в свете новейших достижений психоанализа, положил начало нашим сложным отношениям с матушкой.
