Жизнь наградила меня | страница 27



Мне бы немного бодрости
В самом конце пути.
Только не оборачивайся,
Только назад не гляди, —
Какое бы ни было качество
Пройденного пути.

В декабре 1994 года мы праздновали в Бостоне мамино девяностопятилетние, на которое был приглашен и Иосиф Бродский. Он приехать не смог, но прислал маме в подарок поздравительную оду.






Мама растрогалась и ответила Иосифу стихами:

Не подругой была, не сверстницей,
Я на сорок лет его старше.
Но, услышав шаги на лестнице,
Бормотанье под дверью нашей,
Я кидалась бегом в переднюю,
Будто к источнику света,
Чтобы в квартиру немедленно
Впустить молодого поэта.
А поэт, побродив по комнатам,
Постояв у книжного шкафа,
Говорил еле слышным шепотом:
«Я пришел почитать стишата».
И от окна до двери,
Шагами комнату меря,
Начинал он спокойно и строго,
Но вскоре, волненьем объятый,
Не замечал он, как строки
Вдруг наливались набатом.
И дрожали тарелки со снедью,
И в стену стучали соседи.

На праздновании маминого девяностопятилетия российская поэзия была представлена находившимися в то время в Бостоне Александром Кушнером с женой Леной Невзглядовой. Вот его поздравление:


Дорогой Надежде Филипповне в день ее девяностопятилетия от Александра Кушнера

Маяковский о Вас написать не успел,
Потому что картежник он был и горлан.
Шкловский занят был очень и книжку хотел
Написать о Толстом, как толстенный роман.
Бедный Зощенко болен был и уязвлен
Оскорбленьями: рано поник и угас.
Посмотрев на меня, они молвили: он
О Надежде Филипповне скажет за нас.

Девяностопятилетие…
Поразительная дата.
Никого еще на свете я
Не встречал, чья так богата
И светла душа-искусница
Оставалась молодая.
О, не пленница, не узница,
А, как ласточка, летая.
Мне полезно было б, думаю,
Взять у вас два-три урока,
Чтобы эту жизнь угрюмую
Облегчить себе немного.
Вы секрет какой-то знаете,
Что-то в Вашем есть полете.
Впрочем, Вы и не скрываете:
Не томитесь, а живете!

…Пять лет спустя, за две недели до нового тысячелетия, мы праздновали мамино столетие, с чем ее поздравил тогдашний президент Билл Клинтон. Мама, хоть и купалась в лучах любви, не изменила всегдашней своей самоиронии.

«По-видимому, в моду снова вошел антиквариат», – говорила она счастливым голосом.

Папа

Мой отец, Яков Иванович Давидович (1900–1964), был известным юристом, профессором истории государства и права. Он и вся его семья – дед, отец, брат и сестра – крещеные евреи, лютеране. А прадед к тому же был дважды георгиевским кавалером. Мой дед с папиной стороны умер в 1918 году от тифа, и я ничего о нем не знаю, кроме того, что он занимался страхованием и финансами. Бабушка умерла, когда мне было десять лет. Помню, что она была тихой и кроткой. До войны меня приводили к ней в гости на субботу и воскресенье, и я требовала буйных развлечений с бабушкой в роли каскадера. Например, я уговаривала ее спрыгнуть с пианино. Бабушка отнекивалась: «Стара я для таких прыжков, и парашюта у меня нет», – бабушка тоже обладала хорошим чувством юмора. А я хныкала и настаивала: «А ты поплобуй, пожалуста, поплобуй!»