— Это точно! — загрохотал опять Власов, управившийся со своим усиленным обедом. — Мы всегда должны быть внимательны и наготове. Помню, однажды командующий прилетел в Новый год. Прямо под утро первого января. Раз! К восьми ноль-ноль всех офицеров на стрельбище. И заставил стрелять. «Я, — говорит, — хочу посмотреть, не дрожат ли у вас руки после праздничной ночи, голубчики!» И знаешь, ничего, доволен остался командующий.
Власов весело захохотал, Левашов же задумался. А вдруг возникнет нужда проводить «ледовую операцию» в ближайшие дни, когда не будет ни Кузнецова, ни Русанова?! К тому же уезжал и Гоцелидзе, командир подрывников, а взрывать лед наверняка придется его взводу. Левашов нахмурился: «Сказать об этом Русанову? Нет, не годится! Подумает, что боюсь ответственности. Тем более ничего сенсационного, по словам Русанова, в этом деле нет».
Впереди еще оставалось время, и он шел не спеша, с удовольствием вдыхая ранний весенний воздух. Вдоль аллеи журчали ручьи, натыкались на бугры, пенились возмущенно и обегали их. Какие-то щепки плыли по воле волн, застревая у берегов.
Синело небо над головой, медленно проплывали по нему облака. Где-то далеко нарастал и снова сникал шум танкового мотора, звенела строевая песня, изредка со стрельбища доносился ритмичный стук автоматных очередей. Военный городок жил своей обычной жизнью…
Левашов подумал о Рудакове. Теперь, поостыв, он понимал, что командир роты во многом прав. И все же он не считал нужным применять к Рудакову слишком строгие меры. Нет, это как раз тот случай, когда гораздо важнее воздействие общественное. Обсудить на комсомольском собрании! Вот что надо сделать. Ведь он прежде всего подвел бы своих товарищей. Так пусть товарищи его и осудят. Именно это он предложит Кузнецову и будет до конца стоять на своем. А вот как отнесется к предложению командир роты, это вопрос… Левашов испытывал неясное беспокойство.
Неожиданно он подумал о Наташе. И почувствовал глухую, щемящую тоску. Не такую острую, жгучую, какую испытывал еще недавно, а тяжелую, давящую словно камень. Он устал мучиться вопросом, почему она молчит, а думал о другом — увидит ли ее когда-нибудь вообще…
Усилием воли он прогнал прочь горькие мысли и стал размышлять о том, что сделано за день и что предстоит сделать. Значит, так. Надо вызвать замкомвзвода Солнцева. Хороший парень, активный парень, активный комсомолец, а уж служака — и говорить нечего, да и человек с добрым характером. Но вдолбил себе в голову, что, если замкомвзвода не кричит на солдат, не таращит глаза, не употребит иной раз крепкого словца, не будет у него должного авторитета. Ну что ты будешь делать! Он даже выдвинул соответствующую аргументацию: дескать, что за командир, который тише воды ниже травы, никто такого не станет уважать. Левашов уже беседовал с ним.
