Однажды примчался Цуриков.
— Ребята, комиссия прибыла! Вот те крест святой! Сам видел…
— Ладно, преподобный отец, — остановил его Розанов. — Отставить клоунаду! Доложите обстановку!
— Значит, так, комиссия из кадров и из политуправления. Полковники. Будут вести с нами индивидуальные беседы. Решать, наверное, кого куда.
— Вот самое время заявить о ВДВ, — сказал Левашов, — и о том, что хотим все трое вместе, в одну часть.
— Ну, в одну часть нас шиш пошлют, — заметил рассудительный Розанов, — а вот в один военный округ, эвентуально в одно соединение, это возможный вариант.
— Ну просить-то можем, — настаивал Левашов. — Больше попросишь, больше дадут. Это называется коэффициентом остаточного разрыхления.
— Как бы не было остаточного на второй год, — проворчал Цуриков.
— Училище не семилетка, на второй год не оставляют! — строго заметил Розанов.
— Ладно, давайте решим, что говорить на комиссии, — сказал Левашов.
— Что говорить — ясно, — внес опять рациональное зерно Розанов. — Важно, как говорить. Надо, — и он начал загибать пальцы, — аргументированно, убедительно, логично…
— Лирично… — вставил Цуриков.
Но Розанов продолжал:
— …Серьезно, убежденно…
— Ты уже говорил — убежденно, — опять перебил Цуриков.
— Я говорил: убедительно, а не убежденно, это не одно и то же.
— А может, все же рапорт напишем, за тремя подписями? Бумага — это солидно, — предложил Левашов.
— В армии коллективных рапортов не подают. Надо знать устав. А вот «солидно» — это ты хорошо сказал, надо говорить еще и солидно…
Настал день, когда Левашова, первого из троицы, вызвали на беседу. Он вошел, доложил по полной форме. За столом — три полковника. Предложили сесть. И беседа началась.
Его расспрашивали о семье, учебе, общественной работе, как будто все это не значилось в личном деле, лежавшем перед полковниками на столе.
Наконец его спросили, в каких войсках он хотел бы служить.
— В десантных, — быстро ответил Левашов.
— Почему? — последовал вопрос.
Ответ был готов давно. Он рассказал полковникам о своих друзьях, об их давнишнем решении, об аэроклубе, откровенно пожаловался на то, что в училище прыгать с парашютом не пришлось.
— Я прошу направить меня в воздушно-десантные войска и, если можно, моих товарищей Цурикова и Розанова тоже, — закончил он свою взволнованную речь.
Полковники улыбнулись. Главный (его сразу определил Левашов) сказал:
— Здесь, товарищ Левашов, не юридическое, а военно-политическое училище. И вы не адвокат, ваши товарищи сами скажут за себя. А вот свои интересы вы защищали, надо признаться, убедительно. Ну как, рекомендуем в ВДВ? — он повернулся к своим коллегам.
